В объятьях олигарха

Депутация «Молодой России» состояла из трех белокурых юношей приятного педерастического вида и пяти длинноногих красавиц с лунными очами, в которых сияло очарование беззаветной готовности. Явно отбирал их кто–то, хорошо знающий вкусы генерала, тяготеющего к гиперсексуальности. Все молодые партийцы были наряжены в белоснежные балахоны, головы убраны венками из незабудок (символ покорности в любви), и у всех на груди одинаковые таблички с надписью: «Навеки твой раб, о великий триумфатор!»

Анупряк–оглы окинул туземцев рассеянным взглядом, благосклонно нахмурил брови и уже готов был повернуться спиной, дать знак, чтобы подавали носилки: пора следовать на праздничное пиршество в Кремль; но в последнюю секунду его внимание привлек синеглазый юноша, шагнувший вперед, держа на вытянутых руках что–то вроде хрустального магического шара. Подарок, но какой?

— Что это у тебя, раб? — небрежно поинтересовался генерал.

Молодой руссиянин склонился в глубоком поклоне, подставляя шею для усекновения (поза примиренности).

— Дар волхвов, государь. Через него познается судьба.

Голос у раба чувствительный, наполненный искренним благоговением. Ишь ты, государь, подумал Анупряк–оглы. Выходит, и дикаря можно обучить культурным манерам.

— Дай–ка поглядеть поближе.

Руссиянин затрепетал, но не совершил роковой ошибки, не переступил запретную черту.

— Не смею, государь!

— Правильно делаешь, что не смеешь, — ухмыльнулся генерал и, подталкиваемый любопытством, в третий раз покинул кресло. Приблизился вплотную к дарителю. Одобрил:

— Смотри в лицо, не дрожи.

Перенял тяжелый кристалл, мерцающий внутри лазоревыми переливами. От него перетекла в мышцы знобящая прохлада.

— Сколько же стоит такая штука?

— Ровно твою жизнь, палач, — услышал спокойный ответ, отшатнулся, но поздно. В последний миг Анупряк- оглы, триумфатор и истребитель славян, испытал два слож–ных чувства: почти радостное узнавание, — где–то он видел прежде этот уклончивый, струящийся лик, напоминающий облачное небо; и горечь непоправимой утраты. Из руки рус- сиянина, как молния из тучи, выскользнуло стальное лезвие и снизу вверх пробило ему подбородок и вонзилось в мозг, обломив кончик о черепную кость. Удар был такой силы и точности, что Анупряк–оглы умер мгновенно, у него лишь чудно лязгнули зубы, точно попробовал перекусить клинок. Да из ушей, как из дупел, с гулким хлопком выскочили серные пробки.

На несколько мгновений на площади установилась мертвая тишина, разрушенная затем множеством звуков: жутким, многоголовым воем толпы за колючей проволокой, секущими криками команд, свистом пневматических дубинок, выстрелами — и вдруг все перекрыл мерный, литой гул невесть откуда взявшегося вечевого колокола. Потом все смешалось. Полиция смяла худосочную группу партийцев из «Молодой России», принялась с завидным старанием втаптывать ее в асфальт, но вскоре и ее, полицию, подхватил и увлек за собой закрутившийся в бешеном водовороте поток обезумевших людей, из которого то тут, то там выплескивались тоненькие ручейки, стремившиеся укрыться в прилегающих улочках. Откуда–то сверху, словно с прохудившихся небес, на площадь обрушились свирепые клинья хлорированной пены, и, наконец, все скрылось в серых облаках слезоточивого газа…

Примерно через час, когда видимость восстановилась, приступили к работе санитарные команды. Энергично расчистив площадь мощными брандспойтами, сваливая в кучи покалеченных, убитых в свалке, растоптанных и расстрелянных людей, молодчики в противогазах приблизились к эпицентру трагедии. Командовал санитарами знаменитый на всю Москву спасатель, швед по национальности, полковник Свенсон. Перед ним открылась мрачная картина. Господин в черном цилиндре, в перепачканной кровью тунике сидел подле кресла, держа на коленях голову убитого триумфатора, и что–то как будто ему нашептывал. Свенсон узнал известного политика и инвестора Зашибалова, персону, в общем–то хотя, и влиятельную, но второстепенную,

зза

происхождением из руссиян. Зашибалов, в свою очередь признав спасателя, горестно изрек:

— Видите, полковник, какая невосполнимая потеря для мировой демократии.

Свенсон кивнул, пригладил ежик рыжих волос. Сухо спросил:

— Вы были рядом, когда это случилось?

— Да, конечно… Полагаю, я должен быть на месте генерала. Убийца просто промахнулся.

— Запомнили его в лицо?

— О, на всю жизнь. Это, безусловно, политический маньяк.

— Помогите его отыскать.

Вместе они долго копались в кровавом месиве, в том, что осталось от депутации «Молодой России». Потом несколько раз пересчитали количество трупов. Их было семь, а не восемь.

Труп убийцы исчез.

ГЛАВА 29 В ПОМЕСТЬЕ ОЛИГАРХА