— Кэролайн, спасибо за предложение, я бы с радостью… Но мне уже пора домой: дочка ждет. Сегодня я обещал няне отпустить ее пораньше, да и меня она видит только по вечерам. Сегодня пятница, очень хочу это исправить.
— Дочка… — задумчиво проговорила блондинка, и Стефан кивнул.
Его слова о том, что ему нужно к дочери, и невероятная нежность в такой короткой фразе о ней отозвались в душе Кэролайн приятной теплотой. Дочка… Почему-то представить, как кто-то маленький и очень светлый называет его папой, было очень легко. Отказ Стефана прозвучал настолько вежливо и как-то по-доброму, что совершенно ее не расстроил.
— Конечно, дети — это святое, — согласилась она.
— Но, Кэролайн, у меня все же есть к Вам одна просьба.
Девушка подняла взгляд и с энтузиазмом посмотрела на него.
— Называйте меня просто Стефан, — Сальваторе снова улыбнулся. — «Мистеров» мне и на работе хватает. Хорошо?
— Хорошо, — кивнула она.
— И насчет пирога… Осторожно с приглашениями, я ведь и правда могу завалиться голодным, — рассмеялся Стефан. — Тем более, что очень люблю вишню. Так что предложение держите в памяти.
Кэролайн, увидев его искреннюю, какую-то живую и очень добродушную улыбку, и сама не смогла от нее удержаться.
— Договорились, — сказала она.
— Выздоравливайте, — на прощание пожелал Стефан и вскоре уехал домой.
Несмотря на усталость, он нисколько не жалел, что домой, несмотря на свои планы, вернулся лишь немногим раньше обычного.
Как Деймон и предполагал, вернуться в Нью-Йорк в воскресенье у него не получилось: состояние оставляло желать лучшего, и он, уступив свои полномочия на несколько дней генеральному директору, сконцентрировался на лечении. Порой ему казалось, что он лежит в больнице: Елена строго, чуть ли не по часам, следила за тем, как он принимает лекарства, советовала, что ему можно поесть, а чем желудок лучше не нагружать, даже несколько раз делала ему уколы. Деймон думал, что в таком режиме, даже не имея возможности выйти из дома, за эти несколько дней от скуки он просто возненавидит этот дом, Вест-Вилледж и все, что с ним связано, однако оказалось все с точностью до наоборот: спокойствие и безмятежность, окутывавшие город, размеренные тихие вечера, которые они с Еленой проводили вместе, порой болтая о пустяках и иногда коротая время за просмотром любимых комедий, словно бы дали ему перевести дыхание, остановиться в бешеной суете будней, немного отдохнуть. Это пошло ему на пользу, и вскоре организм отреагировал: постепенно симптомы начали ослабевать. Деймон словно бы возвращался к жизни: на щеках проступал привычный румянец, наконец-то отступила жуткая одышка, которая пугала его сильнее всего, исчезла сонливость. Температура держалась еще пару дней, но теперь до таких цифр, как в первую ночь, не поднималась, а вскоре и вовсе сп`aла до нормальных. Елена не могла объяснить это чувство, но когда она поняла, что Деймону уже гораздо лучше, внутри она ощутила невероятное спокойствие и поймала себя на мысли, что очень рада его выздоровлению, хотя привыкнуть к нему за то время, что они провели вместе, так и не смогла. Он казался совершенно иным, нежели тогда, когда она познакомилась с ним: он был совершенно смешливый, простой, хоть и со своим излюбленным сарказмом, который теперь уже не представлялся злой усмешкой. На какие-то мгновения страх уходил далеко, но в конце концов возвращался вновь. Елена словно бы одергивала себя, постоянно напоминая себе, что Деймон — далеко не такой человек, каким она его сейчас видит. Об этом говорили даже сами их отношения — какие-то нездоровые, странные, вряд ли способные привести к чему-то хорошему, но, тем не менее, начавшиеся — именно по его прихоти.
С утра, в среду, когда Деймон собирался вернуться в город, он встал чуть раньше обычного. Обычно Елена просыпалась вместе с ним или даже раньше, чтобы приготовить завтрак, но в этот раз она, по всей видимости, крепко спала, в чем он убедился, мельком заглянув в гостевую. Деймон хотел, чтобы Елена спала в его комнате, но на время болезни не препятствовал ее «переезду» в другую: заболеть еще и ей сейчас было совершенно ни к чему.