В этот момент Деймону показалось, будто бы в здании, в котором он находился, прогремел мощнейший взрыв, и осколки от разбитых стекол вонзились ему в кожу. На несколько секунд он словно бы оказался под этими завалами мощных сводов и ничего не слышан, был будто бы оторван от внешнего мира. Но вопреки всему, осознание реальности вернулось очень быстро. Все прошедшие полтора месяца в этот момент промелькнули перед Деймоном, как одна картинка, и в сознании был только один вопрос: «кто?»
— Грейсон… — произнес Деймон, но тот не дал ему договорить.
— Ты совсем обезумел? — с яростью крикнул мужчина, в тусклом свете сверкнув голубыми глазами, наполненными злобой и презрением. — Стефан ищет Елену по всему городу, сбиваясь с ног, поднимает на уши всю полицию, а она с тобой развлекается? Ты понимаешь, что ты творишь?
— Что вообще за чертовщина? Я…
Наверное, впервые в жизни в разговоре с Грейсоном Деймон действительно не знал, что сказать и как действовать дальше. Но скулы сводило от омерзения, когда он рассказывал, как Стефан якобы волнуется и ищет Елену.
— Что ты скажешь? Что ничего не было, и в Лос-Анджелесе по ночным клубам с ней ходил не ты? Что на улице средь бела дня с чужой женой целовался тоже не ты?
Деймон ничего не говорил, а лишь стоял, стиснув зубы, и тяжело дышал. Скулы сводило от чувства омерзения и понимания: за ними кто-то следил.
— Я знал, что ты на многое способен, Деймон, — сказал Грейсон. — Но это… Ты понимаешь, как ты опозорился? Хоть что-то есть у тебя в голове или нет?
— Перестань орать, — с ненавистью выплюнул Деймон, чувствуя, как злоба закипает в нем в самом. Но сейчас он даже не понимал, что его разозлило больше: то, что каким-то образом Грейсон, а значит, и Стефан узнали о том, что Елена живет у него, или то, что, как это бывало обычно, отец стал защищать не родного сына, а племянника.
— Перестать орать? Да я тебя сейчас собственными руками придушить готов! — прорычал отец. — Ладно, допустим, тебе плевать на отношения с братом и на него самого, я этому уже не удивляюсь, — он развел руками и перевел дыхание, — но ты у дочери мать отнял, ты хоть это понимаешь? У тебя осталось хоть что-то святое? Или у тебя в мозгах одна Кэтрин?
Последняя фраза Грейсона стали последней каплей. В ушах шумела кровь, и если несколько секунд назад Деймон не знал, как сделать следующий шаг, то сейчас эмоции все решили за него. Он не мог предугадать, как отец отреагирует на его слова, но почему-то именно в этот момент нестерпимо захотелось как-то выплеснуть все то, что копилось на душе в течение этих месяцев и сейчас, когда Грейсон всеми силами защищал Стефана, даже не зная правды, превратилось в сильнейший взрыв, который рвал сердце на части от омерзения.
— Мать у Никки отнял не я, а Стефан, — рявкнул Деймон. — Ты можешь хоть один чертов раз посмотреть дальше своего носа? Ты сейчас защищаешь Стефана, тебе жаль его, жаль Никки… Но при этом ты не знаешь и половины истории, которую заварил твой любимый племянничек.
— Ах вот как заговорил, — выдохнул Грейсон. — Ну, давай, расскажи, что такого сделал Стефан, что Елена стала искать спасение от него в твоей койке.
— Расскажу, — с сарказмом ответил сын. — Он избивал ее до полуобморочного состояния, заперев дома с двумя охранниками и никуда не выпуская. Она по ночам по несколько раз просыпалась от кошмаров, потому что ей снился Стефан и то, какие зверства он учинял дома. По его приказу один из его охранников грохнул ее дядю — вот что, млять, не мне, а тебе понять надо. А ты знаешь, почему Елена потеряла ребенка? Я расскажу тебе и об этом, — тяжело дыша, произнес Деймон. — Стефан спустил ее с лестницы. Просто потому, что ему что-то не понравилось в ее поведении.
Грейсон несколько секунд смотрел на Деймона с недоумением и каким-то испугом в глазах, не в силах сказать что-либо.
— Ну что, доволен обалденной историей? — с усмешкой спросил Деймон.
— Что ты несешь…
— Я пытаюсь открыть тебе глаза на правду. Да только ты настолько непроходимый болван, что это делать уже бесполезно.
— Ты вообще нормальный? — не веря своим ушам, воскликнул старший Сальваторе. — Если ты пьян, то иди проспись.
Деймон на протяжении нескольких секунд молчал, чувствуя себя каким-то загнанным зверем. Наверное, именно в этот момент пришло осознание: сейчас он совершенно один. Он уже давно не верил в крепость кровных уз и не считал отца и мать самыми близкими людьми, но, наверное, где-то в глубине его души, — и он, наверное, сам это не осознавал, — жила надежда, что реакция Грейсона будет другой. Может быть, это и был тот самый зов крови, какая-то космическая связь между отцом и сыном, которую нельзя объяснить и описать и которая все равно была сильнее выяснения отношений и всех споров, казавшихся по сравнению с ней такими бессмысленными и пустыми. Деймон по-прежнему хотел верить, что в этом чертовом мире найдется хоть капля справедливости.
— Тебе правда легче в очередной раз принять сторону Стефана, чем единственный раз… Один чертов раз… Поверить своему сыну, а не ему, и копнуть глубже?