В объятиях нежного искусителя

— Ты — единственная дочь Петры Маррон. Твой отец — Джон Гейл, хотя он и не признает тебя своей дочерью. Ты выросла в небольшой деревне в часе езды к северу от столицы. Ты отлично училась в школе, начала учиться на физиотерапевта после того, как твоя мать заболела раком. После окончания учебы ты устроилась в больницу, где и работаешь по сей день. Трудовая запись — образцовая, пациенты высоко тебя ценят. Но вот твои страницы в социальных сетях совершенно не отображают твою личную жизнь.

Она вздрогнула, до глубины души возмущенная его физическим и эмоциональным вторжением в свою личную жизнь и следующим за ним осуждением.

— Может, мне нравится конфиденциальность, и я не хочу никому раскрывать подробности своей личной жизни?

— Тебе повезло, что у тебя есть такой выбор. И что, она теперь должна его пожалеть? Вся ее жизнь была сокращена до нескольких сухих абзацев, из-за чего она казалась скучной и неинтересной, хотя это было совсем не так.

— И что же вы смогли почерпнуть из этих фактов?

— Я уже знаю, что ты отнюдь не так совершенна, как можно подумать исходя из твоей биографии. Я знаю, что ты не честна. Ты используешь свою внешность…

— Для чего? — перебила Кэсси. — Чтобы соблазнять мужчин и заставлять их делать то, что я хочу? — Она горько рассмеялась, оскорбленная его необоснованными обвинениями.

Кэсси никогда не пользовалась своей внешностью, скорее наоборот. Она всегда боролась за то, чтобы ее воспринимали всерьез, не пятная предвзятым мнением, основанным на изгибах ее тела или действиях ее матери. И хуже всего было то, что Георгос обвинял ее в том, что она косвенно причинила вред Элени.

Но сейчас Кэсси предавало собственное тело, и это шокировало ее. Горячие слезы унижения застилали ее глаза.

— Свежие новости, ваше величество, вот вам правда, которой вы так хотели, — с вызовом проговорила она. — Я не люблю, когда ко мне прикасаются. — Она замерла, увидев недоверие на его лице, а затем отступила, когда он сделал шаг навстречу. — И это был не вызов.

Она видела решимость в глазах Георгоса, но сейчас Кэсси хотела вовсе не правды, а его прикосновений. Та чувственность, которая спала внутри ее всю ее чертову жизнь, проснулась в самый неподходящий момент. И это пугало ее.

— Не вызов? — переспросил он. — Но и не правда, — мрачно добавил Георгос.

— Я не чья-то вещь, и я никому не принадлежу! Уж тем более — своему сводному брату, которого едва знаю. Вы не причиняете вреда никому, кроме самого себя. Жаль вас разочаровывать, но через меня вы не сможете ему отомстить. Лишь поставите позорное клеймо на своей совести.

— Клеймо? — Георгос невесело рассмеялся.

Неужели она думала, что он поцеловал ее в каком-то средневековом стремлении отомстить ее семье? Бога ради! Ему потребовалась всего секунда, чтобы полностью потерять рассудок, едва коснувшись этой женщины.

— Вы пользуетесь своим преимуществом, — пояснила она свою мысль. — Проявляете свою власть над другими в собственных интересах.

Горечь в ее голосе заставила его поежиться от стыда. Георгосу не хотелось признавать, но на какой-то миг именно это он и хотел сделать: уничтожить свой гнев и разочарование, насладившись ее прекрасным телом. Даже теперь грубая, примитивная жажда обладания сотрясала его тело, и это невероятно злило Георгоса.

— Элени беременна, — проговорил он. Чувство вины заставило его открыть Кассиани неприглядную правду.

— Что? — побледнела Кэсси. — И вы думаете, Деймон похитил ее?

— Я не верю, что она уехала с ним добровольно.

— Что он намерен делать? — опешила она.

— Думаю, он собирается на ней жениться, — недовольно проговорил Георгос. На лице Кэсси было явное облегчение, но это только подстегнуло его гнев. — И ты считаешь, что это хорошо?

— Может, они на самом деле любят друг друга?

— Все это сказки! — Он повысил голос. — Элени наивна. Если она и думает, что любит его, то только потому, что он соблазнил ее и заставил поверить в это.

— Вы совершенно ей не доверяете, правда? — с грустью проговорила Кассиани. — Для вас она слишком наивна и мила, слишком глупа, чтобы принимать самостоятельные решения. Что может быть более оскорбительным? — внезапно разозлилась она. — Неудивительно, что она сбежала. И не важно, уехала она по своей воле или ее похитили, вы ей в любом случае не поверите, потому что считаете безмозглой идиоткой. Готова поспорить: вы ее затравили своими издевками!

Георгос растерянно моргнул. Он никогда не издевался над Элени — ее вполне устраивали договоренности относительно нее, разве нет? Но тогда почему она не чувствовала себя в безопасности во дворце? Или все же эта женщина права? Неужели он недооценил способность Элени принимать самостоятельные решения? Ему необходимо поговорить с сестрой. Но как?

Он годами не говорил с ней по душам, но в этом виноват лишь он один. Он думал, что поступает правильно, но, возможно, он ошибся. Снова.

— У моей сестры серьезные проблемы, — резко сказал Георгос. — Все, чего я хочу, — помочь ей. Помоги мне в этом.

Он увидел, как слегка дрогнули губы Кэсси, когда она поняла, в каком отчаянии находится Георгос.