В объятиях самки богомола

После похорон вернулась в свою квартиру, обошла пустые комнаты, встала у окна на кухне, заплакала. Надо было как-то жить, а жить не хотелось. Пусто было внутри. Одиноко. Несчастливо. Будто ее снова предали.

И тем не менее — начала жить. Позвонила на прежнюю работу, попросилась обратно, и ее взяли, учитывая сложные жизненные обстоятельства. Потому что, если женщине под пятьдесят, у нее почти нет шансов найти себе приличное место работы. Да, повезло с начальником, понятливый оказался человек. Жалостливый.

Время потекло дальше — изо дня в день, из ночи в ночь. Когда в жизни не происходит никаких событий, течения времени не замечаешь, просто плывешь по этому течению бездумно, не тратя особенных сил. И не хочется прибиваться ни к правому берегу, ни к левому — а что там делать, на том берегу? Только себя мучить?

Мамину квартиру и дачу Марта продала, деньги отложила «на старость». Если на «стакан воды» надеяться не приходится, то пусть будут хотя бы деньги. Поздно желать, поздно загадывать. И флаги в руках менять поздно. Надо просто идти дальше.

Однажды на улице она встретила Витю. Он вел за руку маленького мальчика, что-то объяснял ему увлеченно. Увидев Марту, остановился, улыбнулся сначала испуганно, потом, будто спохватившись, сменил испуг на выражение приветливой радости.

— Здравствуй, Марта. А мы с Васькой вот гуляем… Хорошо выглядишь, молодец!

— Да брось, Вить… Какое там — выглядишь.

— Нет, правда! Еще лучше, чем раньше! Правда, правда!

В голосе у Вити было слишком много настойчивости. Гораздо больше, чем полагалось для случая. Марта просто отмахнулась, чтобы не продолжать, и осторожно обратилась к малышу, разглядывающему ее с интересом.

— А тебя, значит, Васенькой зовут?

— Не Васенькой, а Васей, — важно поправил мальчишка, глядя из-под насупленных бровей. — Мне не нравится, когда зовут Васенькой. Это только папе и маме можно. А чужим — нельзя.

— Понятно-понятно, — торопливо закивала головой Марта. — А сколько тебе лет, Васень… Ой, прости, Вася?

— Пять! — быстро произнес мальчик, подтверждая свой ответ выставленными вперед растопыренными пальчиками. — Уже целых пять! Скоро шесть будет! А потом я в школу пойду, вот!

Марта быстро взглянула на Витю, улыбнулась грустно — неужели, мол, столько времени прошло… Витя тоже улыбнулся, пожал виновато плечами. Мальчик вдруг спросил настороженно:

— Тетя, а вы кто?

— Я? — растерялась Марта. — Просто знакомая твоего папы… А скажи мне, Вася, ты мороженого хочешь? Давай я вас с папой приглашу в кафе! Хочешь?

— Хочу, но мне нельзя, — печально вздохнул мальчик. — Я как только поем мороженого, сразу горло болеть начинает, и мама ругаться будет, что я мороженое ел…

— Ну, тогда не мороженое… Тогда что-нибудь другое вкусное…

— Нет, Марта, не надо. Мы торопимся, — вдруг испугался Витя, суетливо оглядываясь по сторонам. — Нам еще в магазин зайти надо…

— Ну ладно, если так, — пожала плечами Марта. — Рада была тебя увидеть, Вить. Ладно, идите…

Но Витя почему-то не трогался с места, стоял, глядя на нее задумчиво. Она вдруг обратила внимание, как неважно он выглядит — кожа на лице серая, под глазами круги, а в самих глазах озабоченность и тревога. И одет не по сезону — на улице ранняя весна, слякоть, а он в летних туфлях, таких истерто изношенных, что непонятно, какого они были первоначального цвета. Почему-то эти туфли совсем ее доконали — вдруг так жалко его стало.

— Ты как вообще живешь-то, Вить? Расскажи хоть немного… Здоров? Не болен?

— Да так, — пожал Витя плечами, вяло улыбнулся. — Живу, как все. А кому сейчас легко? Всем трудно. А что, очень плохо выгляжу, да?

— Ну почему, я просто так спросила…

— Насколько я помню, ты никогда и ничего не делала просто так. Только со смыслом для себя. Так и продолжаешь жить для себя?

Его вопрос удивил ее и обидел. В конце концов, это не она его бросила, а наоборот… Значит, и постановка вопроса в данном случае неуместна. Хотела сказать ему об этом, но вместо этого вдруг произнесла грустно:

— А у меня, Вить, мама умерла…

— Да? А я не знал… А когда она умерла?

— Еще год назад.

— Что ж, прими мои соболезнования. Стало быть, на даче теперь сама управляешься?

— А я дачу продала, Вить. Не могу я там… Не мое это все. И квартиру мамину продала.

— М-м-м, понятно… Слушай, Марта, я бы хотел поговорить с тобой… Вернее, спросить.

— Спрашивай, Вить.

— Пап! Ну пойдем уже! — вдруг сердито захныкал Васенька, дернув Витю за руку. — Пойдем, мне надоело тут стоять!

— Да, Васенька, скоро пойдем, — погладил его по голове Витя, продолжая задумчиво глядеть Марте в глаза.

— О чем ты хотел меня спросить, Вить? — напомнила Марта, будто хватаясь за соломинку. Витя снова погладил сына по голове, потом проговорил тихо:

— Да, я хотел… Но давай не сейчас. Можно я зайду к тебе как-нибудь?

— Да зачем же как-нибудь, Вить? Сегодня вечером и заходи.

— А можно?

— Ну конечно, можно.

— Тогда приду часам к восьми.

— Я буду тебя ждать.

Мальчишка уже тащил Витю за собой, и Витя махнул рукой, прощаясь. Марта тоже махнула — давай, до вечера.