Твою же мать! Слева, в нескольких метрах от него, прямо по середине дороги лохматая собачка и знакомый капюшон. Ему хватило нескольких мгновений, чтобы сопоставить в какой точке пересекутся их траектории с неуправляемой машиной. И ещё меньше времени на то, чтобы решить, как защитить этих два бестолковых создания от неминуемой беды.
Он вдавил педаль газа в пол. На визг его шин девчонка обернулась, и в тот же миг в правый борт его машины врезалась BMW.
Он не знал на кого из них он зол больше, но часть его злости досталась подушке безопасности. Расправившись с вонючим нейлоновым мешком, он выскочил из машины. Девчонку всё же зацепило. В этой неравной схватке двух автогигантов их сплющенный тандем протащило юзом на пару метров и этого хватило, чтобы её толкнуть.
— Жива? — подскочил он к ней, сидящей на асфальте.
Капюшон свалился, когда она подняла голову, уперев в него взгляд полный ненависти:
— Ты что, дурак?!
— Ну, видимо, да, — он протянул ей руку, но она брезгливо отвернулась и стала подниматься сама.
— Руки, ноги, целы? Головой ударилась?
— Да пошёл ты! — она убрала с лица растрепавшиеся светлые волосы, даже не посмотрев в его сторону.
Вот она человеческая благодарность!
— Я спрашиваю, головой ударилась? — спросил он зло. Надоело с ней любезничать. — Это опасно.
Она его проигнорировала. Тогда он схватил её за руку, скрутил и с силой прижал к себе.
На удивление, ей не так уж и мало лет. За двадцать. Пронзительно голубые глаза метают ледяные молнии, но зрачки вроде одинаковые. Немного расширены, но это от стресса, да и темно. Он ослабил хватку.
— Отвали! — вырвалась она. — Не ударялась я. Успела отскочить. Просто упала.
Визгливая собачонка громко тявкая, бегала вокруг них кругами.
«Успела она!» — хмыкнул он.
— Агрессивность, кстати, тоже признак сотрясения, — сказал он, уходя на ту сторону своего потерпевшего крушение корабля.
Она смерила его злым взглядом и принялась отряхивать куртку.
«Если он там не сдох, я его собственными руками придушу!» — переключился он на второго участника этой бойни, краем глаза оценив покорёженный кузов своей белоснежной машины.
Удар пришёлся на пассажирскую сторону BMW, и как бы Кайрат не ругался, всё же порадовался этому факту. Он рванул ручку водительской двери и опешил. На него испуганно смотрела девушка.
— Она жива? — губы у неё тряслись.
— Жива, — он передумал даже орать, не то что бить этому водителю морду.
— А собачка? — её прижатые к груди руки тоже ходили ходуном.
— Да что этой шавке будет, — отмахнулся он. — Ты сама то нормально? — спросил он как можно спокойней.
Она судорожно кивнула и зарыдала, закрыв лицо руками.
— Да, погоди ты реветь, — он осадил подушку безопасности, чуть не выдернув приличный клок её рыжих кудрей. — Руки, ноги, шея, болит что-нибудь?
— Шея, немного — сказала она, размазывая по щекам тушь.
— Может скорую вызвать? — предложила блондиночка, выглядывая из-за его плеча. Выглядела она озадаченной и уже не такой заносчивой.
— Кто же переходит улицу в капюшоне, да ещё в наушниках? — накинулся на неё Кайрат, показывая на белые провода, висящие у неё на шее.
— Я вроде посмотрела, — потупилась она.
— Соскребали бы тебя сейчас с асфальта. Посмотрела она, — он отвернулся от неё и уставился вниз. — Ты тоже хороша.
В ответ рыжеволосая лишь зарыдала пуще прежнего.
— О, господи, — заскрипел он зубами, пнул надоедливую собачонку, которая ловко увернулась, и отошёл от них звонить.
К тому времени как он вернулся, они обе курили, опираясь на багажник покорёженной «бэхи».
— Тебя мама не заругает? — обратился он к блондинке.
Она задумчиво посмотрела на тлеющую сигарету:
— Ты походу мне жизнь спас, да?
— Забей! — огрызнулся Кайрат.
Он критически осматривал рыжую.
Её всё ещё трясло, но раз она выползла из машины на таких ходулях, то ноги, действительно целы. Хотя говорят, в шоке люди и не такое вытворяют.
Кожаные сапоги-чулки до самых бёдер, потом немного собственно ног и снова коричневая кожа юбки. Толстый светлый свитер, длинный лисий полушубок с капюшоном, но без рукавов. Крови не видно. Руки сложены на груди, трясутся как в Паркинсоне. И каскад, просто целая кудрявая копна длинных каштановых волос с рыжиной. Сколько ей? Двадцать пять? Тридцать? Её возраст скрывает размазанная косметика, но ему всё равно.
Она делает глубокие длинные затяжки и стряхивает пепел щелчком.
— Гаишников вызвал?
Он кивает.
— И скорую. Пусть она вас обеих осмотрит на всякий случай.
— Со мной, правда, всё нормально, — Блондинка выкидывает бычок и поднимает на руки задрогшую собачонку. — Но я останусь. Это же я, по ходу, во всём виновата?
— Нет, вина моя, — возражает рыжая.
— Обе вы хороши, — вмешивается Кайрат.
Рыжая достала ещё одну тонкую сигарету.
— Жаль, я не курю, — позавидовал ей Кайрат.
— Может стоит начать, — она протянула ему пачку, чиркнула зажигалкой.
Он выпустил вверх струйку дыма, с наслаждением подставив лицо летящему снегу.
— Ну и денёк!
Блондинка хихикнула. Это, видимо, нервное. На ней угги и длинный бесформенный пуховик, а у джипа покорёженный бок и растерзанное колесо, и всё же он рад, что она жива. Что они обе живы.