В объятиях Снежной Королевы

«Дорогой Леха», — начинала она, но потом зачёркивала «дорогой». «Милый Лёха», — и это звучало ещё ужасней. «Если я тебя не увижу, я умру» — требовал чистый лист правды, но так её и не дождался. Она перестала думать, бросила мечтать. Так незаметно прошло десять лет.

«Господи, ну почему сейчас?!»

— Дан, — его голос вывел её из оцепенения.

Он стоял так близко. Склонился к подоконнику, чтобы встать пониже, убирал с её лица непослушную прядь волос.

— Давай сходим куда-нибудь, посидим, поболтаем? Хочешь, пойдём прямо сейчас?

— А мой телефон? — она пыталась не выпасть из реальности.

— Я позвоню напарнику, он выйдет и сделает, а мы пока где-нибудь посидим.

Он просунул свои длинные пальцы в её сжатую ладонь. И её жалкая душонка быстро-быстро перебирала лапками как паучок по ванне, пытаясь спастись, вырваться, убежать. Но края скользкие и зацепиться не за что. «Мне нравится другой парень» — из последних сил карабкается она вверх. «Только он женат» — срывается и скользит вниз. «Ты сам женат» — цепляется за самый край. «Мне никто не нужен, кроме тебя» — её опрокидывают его глаза.

— Может вечером? — ей нужно время подумать и, наверно, ему не захочется выкручиваться перед женой. Это сейчас он как бы на работе.

— Конечно! — он согласился сразу. — Только ты не передумаешь?

— Если только ты не передумаешь.

— Я заеду в семь, — он распрямился, но так и не отпустил её руку. — Доживёшь до вечера без телефона?

— Доживу, — опрометчиво согласилась она.

— Тогда до вечера, — он гладил её руку и не моргая смотрел в её глаза.

Дверь снова заскрипела, но кто бы там не вошёл за его спиной, он даже не дрогнул и не отвёл глаза.

— Извините, вы работаете? — громкий женский голос.

— Да, конечно, — улыбнулась Дана женщине, выглянув из-за его широкой спины, и забрала руку. — Я живу на Аэродромной…

— Двадцать семь, — перебил он.

— Но как ты…

— Ты всё такая же дурында, — засмеялся он. — У меня твой паспорт.

Данка никогда не любила солнце и утро — худшее время её дня. Но сегодня утром, рассматривая солнечных зайчиков, ползущих по полу из-за сбившихся в сторону штор, ей первый раз за долгое время не хотелось кого-нибудь убить.

Утро развеяло ту ночную иллюзию, что дышала в трубку заинтересованностью и манила призрачной взаимностью, но выплеснув это как содержимое ночного горшка, Данка решила, что от разговора с Савойским осталось лишь два положительных момента: ей удалось сохранить старую работу и получить новую. А это уже в два раза больше, чем ничего. Всё остальное она себе напридумывала.

Вот с таким настроением она и встала. Не пнула тапочки, в которые никогда не могла попасть с первого раза, не хлопнула дверцей холодильника, не просто плеснула себе в кружку холодного молока, а сварила кофе, пожарила яичницу и даже выложила её на тарелку.

Хотелось что-то делать, к чему-то стремиться, что-то менять. «Хотя бы ноги побрить» — она критически осмотрела одну из своих босых нижних конечностей.

Этот странный бодрящий эффект она приписывала тому, что выспалась, а ещё Оксанкиной беременности. Не видать ей, видимо, своих детей, так хоть с чужими понянчиться. Вдохновляет же?

К счастью, будучи очень прагматичной, она не бросилась скупать детские вещи, и даже новыми телефонами не заинтересовалась. Пока решила отремонтировать старый. И мастерскую выбрала крайне удачно.

И то, что этот Лёха вдруг выскочил как прыщ на лбу именно сейчас, наверно, очень правильно с точки зрения вселенной. Она почувствовала искривление пространства в том месте, где когда-то была пассивная Данкина задница (зачёркнуто) позиция, и теперь подтягивает к образовавшемуся разлому тяжёлую артиллерию: если не снайперским выстрелом между глаз, то хоть камнями закидать (берёт количеством). Вселенная не любит суеты.

Данка таки побрила ноги. И предстоящая встреча с Лёхой её радовала. Посидят как старые друзья, вспомнят былое. Она, в отличие от Кайрата, от своего прошлого не открещивалась. А зная, что телефона у неё всё равно нет, и не ждала никакого звонка от Савойского. Всего лишь проверила двадцать раз почту, но это не считается. Мысли метались как испуганные кролики в загоне, и все сводились к одной: если Лёха потянет её в койку, будет ли это предательством по отношению к Савойскому? Вот такая глубокая мысль. Гамлетовская. Быть сексу или не быть?

Мучилась до самого вечера, но подобно Гамлету, так её и не додумала. Оставила на милость провидения. И глубоко выдохнув, пошла открывать дверь.

— Привет!

Он всё ещё красивый, стройный и высокий. У него улыбка президента, выигравшего выборы, у него стрижка андеркат, на нём зимняя куртка-пилот и он принёс ей кошку.

— Я не знаю зачем я её купил, — сказал он, протягивая мягкую игрушку. — Я зашёл в магазин за цветами. Она была там самой облезлой. И я сразу подумал, что тебе понравится.

— Ну, что сказать? Спасибо, что не живую, — Данка рассматривала странное полосатое существо с криво приклеенным глазом. Да, когда-то все бездомные кошки в округе могли рассчитывать на тарелку супа у неё во дворе.

— И, собственно цветы, — с мастерством фокусника он достал из-за спины розовый букет.