— Что он сказал? — прошептала я, открывая глаза.
— Живая…, — вскрикнула Вилька, обнимая меня. — Что, что… партизанка, говорит, ты.
Потом она уложила меня в кровать, нарядив в какую-то рубаху. Вскоре я уже блаженно засыпала под Вилькин рассказ о своих переживаниях.
— Я знала, что ты живая, — вздыхала она поминутно, — не могла ты просто так гикнуться. Ты свою карму еще не отработала в этой жизни.
— А какая у меня карма? — пробовала я улыбнуться.
— Не знаю, — пожимала он плечами, — но ничто не происходит случайно, ты же знаешь. — Пей вот, температуру сбить надо, а то у тебя аж зашкаливает.
Я выпила, закрыла глаза и уснула, натянув одеяло на голову.
— Ну что, упрямая девчонка, — повторил Краснов, забирая у Вильки чашку из рук. — Иди, ты ее уже замучила, — махнул он ей.
— Градусник посмотреть надо, — возмутилась та.
— Иди. Я сам посмотрю. — Его рука скользнула в вырез рубашки и где-то там нащупала стеклянный стерженек. — Нормально, — глянул он на ртутный столбик. — Ты еще здесь? Брысь отсюда! — повернулся он к Вильке.
Та постояла, разведя руки в стороны, и нерешительно выкатилась за дверь, окинув его мрачным взглядом и погрозив на прощание кулаком. Я молчала, слегка прикусив нижнюю губу, и совершенно не представляя, что мне с ним делать. Вчерашнее событие, внеся определенную ясность в происходящее, с одной стороны, оставило чувство горькой обиды, с другой.
— Не обижайся, — вздохнул Краснов, глядя на мой надутый вид. — У меня не было выхода — я должен был заставить его шевелиться. Ты сама виновата, — сурово ответил он на мою презрительную гримасу. — Если бы ты не была такой партизанкой… Чтобы тебе раньше про Ксению не рассказать. Ты ведь знала…
Я вздохнула: — Я не знала. Догадывалась только. Все в один голос твердят, что была у него любовница, но я ничего такого не подозревала. Я, вообще, думала, что он примерный семьянин. Он всегда так о жене заботился. На удивление. Потом, когда дочь его стала рассказывать, что видела какую-то девицу с ним в машине, в норковой шубе, с хвостом как у меня, — я дотронулась до своих лохм, — я про нее подумала. У нее и, правда, прическа, как у меня. Почти. Но потом решила, что это не доказательство. Мало ли у кого какие волосы… А ты бы ее зазря замучил. Как меня… — я насупилась. Краснов сморщился, но промолчал. — И еще я подумала, что даже если так, что такого? Ну, была у человека любовь на стороне, что такого. Я его понимаю — жена больна, дочь от рук отбилась, свой личный семейный ад. Вот и завел… А потом, я письмо от Николаева получила по электронной почте. Пока у Данилы сидела догадалась проверить ящик.
— Ну, Серега, — вздохнул Краснов, — накрутил загадок, чтоб тебя… Оно у тебя?
— В джинсах, в кармане, должно быть. Если Вилька их еще в стиральную машину не бросила.
— Дождешься от нее, как же. — Краснов поискал глазами и нашел мои шмотки на полу, за креслом. — Твоя подруга, небось, и посуду мыть не умеет, а уж стирать и подавно, — он вытащил письмо и углубился в чтение.
Пока он читал, я молчала, нервно разглаживая одеяло перед собой, то и дело прикладываясь к щеке. Мне казалась, что она подозрительно опухла, а волосы так, вообще, колтуном на голове сбились. Хорошо, наверное, выгляжу. Зашибись! А с другой стороны, какая разница, как я выгляжу в глазах этого монстра? Неужели мне не все равно?
— Да, — Краснов дочитал и поднял на меня взгляд. — Боялся мне сказать, как же! Черт бы тебя подрал, Серега.
— Он не дописал, — заметила я. — Скорей всего, услышал, что кто-то вошел, отправил, что успел. Увидал Ксюшу, а она его, испугалась и ударила, тем, что под руку попалось. А парень ее, что говорит? Или он уже ничего не говорит? Ты его тоже? — не удержалась я.
— Все еще злишься? — встал он. — Специально из меня монстра делаешь. Ладно. Пусть будет так. Мне все равно. Если тебе интересно, скажу, что я знал про Игоря. Мне Тайсон по телефону сказал, в тот день, когда вас ко мне в офис привезли. Волновался, не обижу ли я бедную девочку, — съехидничал Краснов. — Конечно, я его мог сразу допросить. Утюгом, например. Иголки под ногти тоже хорошо помогают. Паяльник там…
Тут я не выдержала и прыснула, уж больно зверскую рожу скорчил Краснов при этом.
— Врешь ты все, — сдерживая смех, сказала я.
— Почему? Пытки мое самое любимое занятие. Хобби для досуга.
— Врешь, что тебе все равно, — сказала я.
— Да, — согласился он, — не все равно. Только оправдываться перед тобой не собираюсь. Мала еще.
— Ага. А сам удивлялся, чего это я оправдываться не стала, когда Седых начал ахинею нести… Оправдываться противно, особенно, когда ни в чем не виноват…
— Вот видишь, ты сама все понимаешь, — кивнул Краснов, выходя из комнаты, оставив меня терзаться раскаянием — зря, мол, обидела хорошего человека.
Через минуту, однако, вернулся и сел на край постели.
— Что мне с тобой делать? — спросил он. Я молча пожала плечами и попыталась улыбнуться. Улыбочка вышла слабой. Он так долго разглядывал мое лицо, что я занервничала.
— У меня тушь потекла? — спросила я, наконец.
— Может, заключим перемирие? — подвинулся он ближе.