Особо нетерпимой ситуация складывалась на Волге. Там разнузданность мешочников приводила к тому, что пароходам опасно было подходить к пристани. Примером этого может служить случай, происшедший летом 1918 года в Уфе. Там мешочники собрались на пристанях в ожидании парохода. Когда к берегу пристал пароход «Гражданин», мешочники толпой хлынули на него, и судно чуть было не пошло ко дну. После этого ни один пароход не желал приставать в Уфе к пристаням.
Не отставали и саботажники водного транспорта. Так, когда пароходы «Лажник» и «Печора» прибывали в Нижний Новгород из хлебных районов, команды никогда не допускали на борт местные продотряды и, ссылаясь на неисправность парохода и порчу котла, подолгу отказывались приставать к берегу. Когда все же удавалось проникнуть на пароход, то там обнаруживали много хлеба. В каждой каюте находили по нескольку мешков муки. Общее количество муки на одном из пароходов достигло однажды 800 пудов.
И.В. Сталин писал В.И. Ленину, что пароходные команды иногда охотнее принимают грузы мешочников, чем продорганов. Чтобы понять все значение борьбы с мешочничеством, можно указать, что установленный Сталиным в Камышине кордон для реквизиции хлеба у мешочников должен был дать, как сообщал он Ленину, сразу же 300 тысяч пудов хлеба, размещенного на пристанях между Царицыном и Камышином.
При этом необходимо сказать и о том, что многие занимались мешочничеством, чтобы выжить. При этом занимались этим представители всех социальных групп от люмпенов до представителей аристократии. Участник боевых действий на Волге мичман Г. Мейрер в книге «Война на Волге. 1918 год» писал: «Монотонности… был положен конец появлением парохода, ведущего на буксире высокобортную деревянную баржу. Дозорный корабль приказал пароходу развернуться и отдать якорь. С флагманского корабля послали шлюпку с офицером и вооруженной командой осмотреть и баржу, и пароход. Посланный офицер в мегафон попросил разрешения привезти делегацию от пассажиров баржи. Делегация состояла из сестры милосердия и пожилого господина, назвавшего себя полковником. Роль главы делегации на себя взяла сестра милосердия. Привезли также двух арестованных. Ничего не может быть противней освирепелой женщины: сестра «милосердия» буквально неистовствовала, стараясь доказать, что оба арестованных должны быть немедленно расстреляны за те притеснения, коим они ее подвергали на барже. Сестру пришлось увести в другую каюту. Допросили полковника и от него узнали, что баржа уже прошла одно «чистилище», во время которого красные расстреляли несколько пассажиров, по-видимому, офицеров и их жен, в Симбирске. Удалось также установить, что оба арестованных были комиссарами, назначенными на баржу с грузом в Царицын, дававшими указания, кого нужно расстреливать. Капитан парохода после длительного допроса показал, что свои распоряжения он получал от одного из этих двух арестованных. Надо было удивляться неналаженности дела у красных – ни капитан и вообще никто из прибывших на барже, не знали о взятии Ставрополя и Самары. Баржу осмотрели и отпустили под караулом в Самару. В виде напутствия мичман М. посоветовал всем находившимся на ней офицерам по прибытии в Самару записаться в Народную Армию. Впоследствии дошли сведения, что ни одного желающего не оказалось, все пожелали следовать дальше. Выгрузив красный груз, штаб предоставил баржу пассажирам. Путешественники прошли еще через одну чистку, попав опять в руки красных ниже Самары. Такую покорность судьбе пассажиры объясняли необходимостью доставить продукты своим семьям. Истратив, быть может, все свое состояние на покупку мешка муки, никто из них этот мешок бросать не хотел. «Мешочничество» как явление вполне объяснимо, так как кто может бросить упрек человеку, старающемуся прокормить свою голодающую семью, но следствием этого было то, что, пока все в России мешочничали, страна уничтожалась большевиками…»
Увы, но в истории со спекулянтами-мешочниками, матросы активно действовали по обе стороны. Одни (более сознательные) мешочников истребляли, другие (более алчные) этих мешочников крышевали и защищали, а порой и сами участвовали в спекуляции, причем в больших масштабах. Увы, но такова правда.