В омут с головой

Полдня ты снимаешь ее друга, он поэт. Позже, намного позже ты заинтересуешься его творчеством и наткнешься на стихотворение «Перед расставанием» – закольцованный текст без начала и конца о том, что остается недосказанным. О встречах и расставаниях, о паузах между телефонными гудками, похожих на перкуссионные брейки, когда самый громкий звук – это твое собственное дыхание. Поэт видит невысказанное в ваших с ней объятиях. Поэт видит и круги на поверхности воды, и тонущий камень, который стал им причиной. Поэт видит тебя, видит ее, и ты благодарен ему за свет в этом тумане.

Вы ужинаете втроем, а когда ты уходишь, поэт, который видит тебя и ее, видит круги и тонущий камень, велит вам остерегаться проблем.

Проблема в том, что в тот момент, спустя пару дней после ее приезда, спустя пару дней с начала этой лихорадочной фантазии, вы проводите съемки, а она смотрит на тебя, говоря с поэтом. На миг она теряет внимание и смотрит тебе в глаза одну, две, три секунды, а затем приходит в себя. Просматривая материал, ты с уверенностью можешь сказать, что затаил дыхание и смотрел ей в глаза одну, две, три секунды, а затем пришел в себя: камера слегка дернулась, когда ты вернулся в реальность. Проблема в том, что ты рад таким проблемам. Теперь тебе ясно, откуда берутся все клише, и ты бы с радостью лишался способности дышать по три секунды зараз и даже дольше, смотря на эту девушку.

Проблема в том, что вы делите не только ужин, а в том, что вы потихоньку начинаете делить друг с другом другие стороны жизни. Вы идете со станции к ней домой, и уличные фонари по очереди окунают вас в круги резкого света. Обсуждаете спектакль «Братьям впору»[4], на который оба ходили. Он был в лондонском репертуаре совсем недолго, но ты успел посмотреть его дважды, и каждый раз у тебя перехватывало дыхание, а слезы одна за другой обжигали щеки. Это пьеса об условиях, в которых безусловная любовь может разрушиться; в финале каждый понимает, что не сможет без слез вспоминать о своем брате.

– Я тоже на него ходила и была поражена, но не уверена, что в том же самом смысле, – говорит она.

– Я нянчился с братом. Я знаю, что такое братская любовь. Это радость и боль, а иногда у меня настоящая злость на него. Он мне как друг и в то же время как сын.

Она не видит, как ты плачешь в темноте, но держит тебя за руку, поглаживая подушечкой большого пальца по тыльной стороне ладони. Этой близости, этого уюта достаточно.

12

Проблема в том, что на следующий день туман приходит, как ночная дымка. Вы сидите на холодном бетоне в здании Национального театра, но вам тепло от вашей лихорадки. Так трудно сосредоточиться. Ты жаждешь ее прикосновений. Прошлым вечером вы снова обнимались.

– Тебе правда нужно идти?

– Правда. Надо пораньше вернуть оборудование.

– Пораньше – это когда?

– Он просит к семи.

– Блин, это и правда рано. – Она прижимается к тебе еще сильнее, хотя это невозможно. – Увидимся завтра?

– Конечно, – говоришь ты.

Проблема в том (и это важно!), что ты окунаешься в жар этой лихорадочной фантазии и выныриваешь, только чтобы прыгнуть туда снова. Говоря словами художника Донасьена Грау: когда сознание утопает в экстазе, умение рефлексировать и задавать правильные вопросы становится невозможным. Ты не задаешь себе вопросов. Не спрашиваешь, при каких обстоятельствах вы с ней познакомились. Не думаешь о том вечере в пабе, когда ты убедил Мелиссу представить вас друг другу. Не думаешь о том вечере, когда вы втроем оказались в ее квартире и твои чувства к ней были заметны, как маленькая свечка в темноте. Не думаешь о том, что Мелисса больше не считает тебя другом, не отвечает на звонки и сообщения. Не думаешь о том, как это выглядит. Не думаешь, а только чувствуешь. Вспоминаешь о том, что еще не произошло. Ты хочешь довольно вздохнуть, утолив голод. Хочешь обнимать ее, лежа в темноте. Хочешь…

– Ты вообще меня слушаешь? Пойдешь на спектакль сегодня вечером? – спрашивает Джастин.

– Я с другом встречаюсь, – отвечаешь ты.

– С другом, значит?

– Да, с другом, – настаиваешь ты. Интересно, кого ты пытаешься обмануть – Джастина или себя?

– Давай зайдем куда-нибудь выпьем, а потом поедешь. Во сколько ты с ней встречаешься?

– Откуда ты знаешь, что это девушка?

– Чувак, я не вчера родился.

– В смысле?

– Ты выглядишь, будто тебя автобус переехал, а ты просто поднялся, отряхнулся, и все повторилось. Ты выглядишь, будто мечтаешь о том, когда же тебя снова собьет автобус.

– Весьма странная аналогия.

– Я что, неправ?

Он прав. Ты снова погружаешься в воспоминания о том, чего еще не произошло. Хочешь довольно вздохнуть, утолив голод. Хочешь, чтобы ваши тела сказали то, что невозможно выразить иначе.

Позже тем вечером она спрашивает, выпьешь ли ты с ней где-нибудь на Ливерпуль-стрит. Не думая, ты тут же прощаешься с друзьями. Джастин смотрит все просекшим взглядом и ничего не говорит.

– Но ты ведь только что билет на спектакль купил, – вмешивается другой твой друг.

– Я могу его забрать, – предлагает его спутница, присоединившаяся к вам пять минут назад.

– Супер. Проблема решена.