В омут с головой

По дороге в кино вы проходите мимо полицейской машины. К вам никто не пристает, но смотрят вслед. Этим действием подтверждается то, что вы и так уже знаете: ваши тела вам не принадлежат. Ты боишься, что их у вас отберут, и сильнее натягиваешь на голову спасающий от холода капюшон. Она ничего не говорит – молчаливый обмен взглядами, акт самосохранения – пока вы не останавливаетесь у ее дома, наблюдая за танцем собаки на лужайке, в свете софита луны.

Ночью тебе снится, будто о твоей смерти написали книгу, а твое имя упомянули только в примечаниях. Ты вскакиваешь, инстинктивно сжав ее ногу. Вы спите, прижавшись друг к другу, и она тихо стонет, почувствовав хватку. Эта тревога не первый раз нарушает твой сон, и ее образы, как и раньше, долго преследуют тебя днем. Часто ты переживаешь, что с тобой случится нечто подобное, и, пускай она обычно рядом, в страшный момент ее с тобой не окажется – поражает непримиримость потребности в ней с нежеланием, чтобы она это видела – а звонить при опасности будет некому. Интересно, что, если опасность уже началась и идет к своему пику? Доказательства: каждый день, несмотря на мощное телосложение, в тебя кто-то влепляется; охранники в магазинах ходят за тобой по пятам; тебя называют словами, которые к твоему имени даже отношения не имеют. Идем дальше: в твой адрес несутся шутки, намекающие на преступную деятельность и нехватку мозгов; кто-то явно желает присвоить слово, которое не смеет произнести в твоем присутствии, будто у тебя и так недостаточно отняли; как же выматывает, когда на тебя смотрят, но не видят…

Кендрик произнес: «Ха-ха, я обманул дурака, давай пять, я непробиваемый, неуязвимый для твоих выстрелов», – но слова эти пролетели мимо твоих ушей, затушевались инструментальной партией и харизмой любимого рэпера. Оглядываясь назад, лучше бы ты применил их к будущему, в котором живешь сейчас.

Фильм Барри Дженкинса «Если Бил-стрит могла бы заговорить» разбередил тебе душу[7]. Ты не плакал, только внутри кольнуло, когда в чужих словах ты узнал себя, и все встало на свои места. Не плакал, когда скулы Фонни превратились в синяки, когда смертельно измученный парень сидел по одну сторону стекла, а Тиш – по другую, такая же измученная, вымотанная, прикрывающая рукой большой круглый живот с еще не родившимся ребенком. Не плакал, когда Фонни перешел границы и сорвался на Тиш, пытаясь объяснить все несчастья своего положения, но не найдя нужных слов. Страдания Тиш как следствие – ты слишком хорошо знаешь эту историю. Ты не плакал, когда она потянулась к нему и сказала: «Я понимаю, через что ты проходишь, и я с тобой, милый». Нет, ты не плакал, только внутри кольнуло, когда в чужих словах ты узнал себя и все встало на свои места. Если идти дальше, понимаешь: всеми движет любовь – это она тебе сказала – в разных проявлениях. Все человеческие поступки – молитвы, все люди в это верят. Порой это все, что остается, порой одной веры достаточно.

Кстати говоря, вспоминается сцена из «Ребят по соседству» Джона Синглтона, в которой Тре едет к своей девушке Брэнди, и его останавливает полиция. Обычное дело. Черный и белый полицейский велят Тре с его другом выйти из машины. Они валят парней на капот, а голосистый Тре пытается убедить полицейских, что они ничего не сделали. Он требовательно спрашивает черного офицера: «Почему ты это делаешь?» Искра зажигает уже давно тлеющий фитиль. Полицейский вытаскивает пистолет и упирает его в шею Тре. По щекам парня катятся слезы. Полицейский не отвечает, но действия говорят за него: «Потому что я могу это делать».

Когда Тре входит в гостиную Брэнди, она спрашивает, что случилось. Он говорит, ничего. Тре отвечает так, потому что жить для него значит постоянно извиняться, и часто извинение это выражается в недосказанности, а недосказанность – та же дискриминация. Он говорит, что устал. Что больше не может. Что он хочет… Нет таких слов, чтобы описать, чего он хочет. Он начинает бить кулаками воздух, чтобы выплеснуть эмоции. Надо объяснить. Его должны услышать. Бьет воздух, широко размахиваясь в надежде поймать это окружающее и давящее ощущение. Затем Тре подавленно рыдает. Он надеется, что от утешений Брэнди ему станет легче хотя бы немного, но слезы все еще катятся. Рыдания не прекращаются.

Но у нас все норм, правда, норм, все делают вид, что норм. Взаправду норм, пока…

– Где ты был? У тебя все хорошо? – спрашивает она.

– Да, отлично, – отвечаешь ты.

– Тебе не нужно притворяться, – говорит она. Берет тебя за руку и проводит пальцем по тыльной стороне ладони. – Поделись со мной. Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо.