В опале честный иудей

Во-первых, они, супруги, находились в палате - двухместной - весь срок лечения мужа одни. Пришлось заплатить. Не зная, кто мы, они повторили ошибку профессора А. и приняли нас за «своих», правда из другого отсека общества развитого социализма - за воров, за тех, кто за ворованные деньги покупает услуги. Поэтому они не церемонились ни в словах, ни в суждениях, ни в оценках. Мы очень скоро узнали, что операция в больнице стоила полторы тысячи рублей (при тогдашнем среднем заработке врача в 120-150 рублей, цене за зимние женские сапоги - 50-90 рублей, за зимнее пальто с норкой - не более 300).

Мы ни о чем не спрашивали. Они сами поспешили нам показать, что не лыком шиты. Устроились хорошо: у них - на двоих - двухкомнатная квартира в Измайлове, получили, разумеется, не за красивые глаза. Он развозит по детским кухням питание для самых маленьких; похвалился, скорчив брезгливо рожу, что такую гадость, как молоко и творог из магазина, не употребляет. Все это говорилось до омерзения бесстыдно, цинично. Он сумел урвать кусок - это было главным, это дало ему возможность протиснуться среди состоятельных приезжих из кавказских республик и с ними «в ногу» покупать привилегии, рядовому люду недоступные, зачастую и неведомые... Я подумала о неврученной взятке...

Александр Владимирович, обладавший природным даром, да еще журналистским умением «разговорить» собеседника, заставить его чуть ли не вывернуться наизнанку, без труда узнал и то, чем интересовался, и кое-что вроде бы и лишнее. Супруга нашего палатного соседа работала, разумеется, где? В торговле... Стало ясно, откуда у таких в об-щем-то серых птах свободные тысячи для подкупа. Стало ясно, что я заблуждалась, отводя взятке в нашем случае незначительную роль. Прояснилась дополнительно причина, по которой нас заставили три раза прокатиться с ворохом вещей от дома до больницы. Конечно, я не думаю, что профессор А. встал однажды перед своим персоналом и скомандовал: «Бери взятки!» Но, знать, его подчиненные многое видели, хорошо соображали и необходимые выводы для себя сделали. А выводы такие: брать не возбраняется, можно торговать местами в небольших палатах, можно продавать удобства и услуги, даже предусмотренные больничными распорядками и уставами, - в качестве «товара» пойдет все. Воцарилось торжество поборов... И когда мы, тупицы безнадежные, приехали в третий раз, нас, скрепя сердце и горюя о недополученных «гонорарах», поместили в «коммерческую» палату, предоставленную ранее ничтожному воришке и обслуживавшей его жене.

Врач - мздоимец, врач - холуй, отдающий предпочтение и место в не принадлежащей ему больнице - государственной - человеческому отребью с туго набитым кошельком, врач - не уважающий талантливого представителя отечественной культуры, своего современника, - кто он? А главное - откуда взялся? Как утвердился? Виноват ли в своем нравственном падении? Берусь доказать, что нет. Появление равнодушных, хуже - злобных медиков, преследующих больного, - порождение все той же Системы, словно гигантской паутиной затянувшей все слои советского общества. Под тоталитарной плитой не могла нормально, свободно развиваться человеческая личность, подобно ногам японок в давние времена, с детства закованным в колодки. Но физическое уродство - ничто по сравнению с уродством нравственным. В конце концов от уродства физического страдает несчастный урод, ну, его близкие. Что такое уродство нравственное - об этом написаны тома. Выскажу лишь свое частное убеждение: нет никого страшнее в подлунном мире, чем безнравственный, т.е. бессовестный, врач. Вот только что вспомнила: профессор А. внимательно прочитал заключение НИИ гастроэнтерологии, где говорилось о необходимости срочного оперативного вмешательства... А теперь вдумайтесь: чем руководствовался проф. А., виднейший специалист в области проктологической хирургии, санкционируя (иначе и быть не могло — он хозяин!) проволочку с госпитализацией Соболева?

К счастью, Соболев пребывал в полном неведении по поводу своего состояния, не подозревал, что за дамоклов меч над ним нависает и сколь тонка держащая его ниточка.