Вот таким противоречивым, разнородным было его состояние, когда пришло известие о выходе книжки в свет. Издательство пригласило автора за полагающимися ему экземплярами.
Они встретились: автор и, как ее отныне следовало именовать, авторская книжка. Это был удар! Перед Ал. Соболевым лежала стопочка невзрачных брошюр карманного формата. Жалкий вид книжечки вызывающе оскорбительно контрастировал с размахом популярности «Бухенвальдского набата». Воспринять то и другое как единое целое не виделось возможным. Первая страница обложки представляла собой картинку-ребус: на первом плане был изображен обрубок дерева черного цвета, фоном ему служили то ли розовые колонны с заостренными куполами, то ли фантастично изуродованный орган... В верхней части загадочных предметов, мелкими, к тому же жирными буквами, сливавшимися в одну трудночитаемую полоску, значилось имя поэта. Несколькими миллиметрами ниже, буквами чуть покрупнее - «Бухенвальдский набат». Чтобы дополнить оригинальность и красоту оформления, остается сказать, что напечатали книжку на бумаге настолько желтой, что невольно вспоминались старые-престарые выцветшие издания столетней давности, на которые время наложило отпечаток.
Такую книжку неловко было получить как подарок от автора знаменитого произведения, стыдно предлагать в качестве презента...
Процедура получения Ал. Соболевым книжки была продумана, оказалось, до мелочей. Просто никудышного вида книжки в тот момент было мало. Как бы уколоть его побольнее? Как бы оскорбить посильнее? И придумали... Тем же днем, а главное - тем же часом приехал за своей книгой еще один литератор. Толстая, примерно в 25 п.л., книжка выглядела солидно, нарядно: по темно-бордовому коленкору обложки - золотым тиснением крупные буквы, называвшие автора. Не зная содержания, приятно взять в руки.
В предвидении важного имени скользнула глазами по золоту: Кузнецов. За что такой почет - классик?.. Между Достоевским и Толстым - память такого не удержала... Александр Владимирович, более осведомленный в именах, кратко бросил: критик... Но за этим «белинским» я не могла назвать ни одного всем известного деяния на поприще критики. Ему этого и не требовалось. Право издаваться ежегодно ему обеспечивал билет ССП. А содержание? Кого оно интересовало?.. Выпустили для галочки в плане издательства. И дело с концом! Все довольны, как говорят, «и овцы целы, и волки сыты». А для того чтобы преподать лишний урок Ал. Соболеву - все средства хороши. Но сей «выстрел» «друзей» Ал. Соболева попал в «молоко». Он увидел в парадном одеянии книги критика обычную щедрую плату за набор хвалебных словоизлияний в адрес лживой советской литературы, ныне лопнувшей как мьшышй пузырь.
А вот на книжку члена ССП поэта А. Корнеева Ал. Соболев обратил внимание. Рецензентом его книги выступил Егор Исаев, из чего следовало заключить, что А. Корнеев - свой человек. Очевидно, по такой уважительной причине издательство «Современник» выпустило его поэтический сборник примерно таким же объемом, что и у Ал. Соболева, в подарочном оформлении (?!): твердая обложка, многоцветные рисунки, отличная бумага, каждое стихотворение - на отдельной странице, первые буквы украшены виньетками, орнаменты в конце стихотворений... Полный набор изобретательности во ублажение автора, «своего в доску».
Чтобы сейчас и закончить разговор об авторе счастливчике. повеселю читателей.
Разница в оформлении книг Корнеева и Ал. Соболева была столь разительна, что наивный мой супруг упомянул о ней в беседе с инструктором ЦК (фамилия, если мне память не изменяет, Алифанов). И услышал ответ - готовый анекдот: «Ну, может, у него стихи слабоватые, вот и захотели это компенсировать хорошим оформлением». Вот такая смесь издевательства и идиотизма.
За свою неосмотрительность - еще бы, задел «своего» - .Ал. Соболев поплатился спустя восемь лет после смерти. Но об этом позже.
Я рассказала о том, что Ал. Соболев забрал из издательства свою первую и единственную книжку, «книжку-малышку». Он знать не знал, ведать не ведал, что ждет его впереди, т.е. тогда, когда станет он читать свои стихи изданными...
Это был удар, рассчитанный по меньшей мере на инфаркт. Ал. Соболев не верил своим глазам. Он не узнавал своих стихов, как будто над ними пронесся ураган и оставил после себя бурелом... Почти каждое стихотворение имело «увечье»: пропущенные слова, строки, целые строфы, что искажало смысл стиха, неграмотное, дурацкое, иначе не скажешь, редактирование, сбит ритм. В общем, «остались от козлика рожки да ножки» Состоялось это действо в 1985 г.