В опале честный иудей

Опережая события, скажу: в 1994 г., т.е. спустя восемь лет после смерти Ал. Соболева, я попросила двух известных уважаемых литературных критиков - В.Ф. Огнева и А.М. Туркова оценить плодотворный «коммунистический труд» издателей «Современника». (А как же! Трудились по-коммунистически!) Критики называли, а я сосчитала названные ими стихи, которые, по их письменному заключению, нуждались в возврате к авторской редакции, таких оказалось 35 из 48, т.е. три четверти содержания сборника... Издатели, кто именно - не знаю, «работали в перчатках» и следов не оставили, сознательно, умышленно изуродовали, исказили стихи и под именем Ал. Соболева выпустили в свет. «Авторский» сборник. Чье авторство?! Скомпрометировали поэта, создавшего знаменитый «Бухенвальдский набат», отменно. Опорочили. Оболгали... Чтобы притупить его внимание к выходу книги, схитрили, склонили дать им доверенность. «Не волнуйся, друг, все будет в порядке. Поправляйся!» Это была маска. Из-за маски показалось обличье изувера, которое ехидно спросило: «Ты хотел книжку?.. Получи». Получил. За год до смерти. Преподнесшие Ал. Соболеву такой «подарок» ко Дню Победы знали: после двух онкологических операций жизнь его на исходе. «Раззудись, плечо! Размахнись, рука! И...эх!» Гуманисты с двумя билетами в кармане - чл. КПСС и чл. ССП - обухом по голове умирающего автора «Бухенвальдского набата»! Впечатляет, верно? И требует осмысления как акт изуверства.

Он вынес этот удар. Вспомнились мне его слова о том, что не будь мы «вятскими лошадками», привычными к суровой жизни, выносливыми и неприхотливыми, догонявшие и обгонявшие один другого удары сбили бы обоих с ног... Он и в этом, уже безвыходном положении не стал сдаваться, хотя понимал: времени и сил реабилитировать себя перед читателями у него нет, тем более без поддержки со Старой площади. Откуда было ждать помощи отверженному, живущему в изоляции, с сознанием наступающей немощи?

Только от безысходности обратился он к тогдашнему председателю Комитета по печати СССР Б.Н. Пастухову, затем депутату Думы Российской Федерации, попросил личного приема. Таковой состоялся. Знать бы заранее, да что толку?.. Я сумела предупредить главу печати страны, что идет к нему на прием человек с двумя онкологическими операциями в недавнем прошлом, что он приговорен, что жить ему осталось считанные месяцы.

...Поднявшись с кресла за своим столом (надо было понимать - во гневе праведном), потрясая над головой книжкой-малышкой «Бухенвальдский набат» в исполнении «Современника», Пастухов патетически восклицал: «Надо еще спросить их (издателей - Г. С.), что они там три с половиной года редактировали?! Безобразие!»

Актер! Ему бы на театральные подмостки или в балаган на ярмарку, а он в госдеятели подался! Ряженый! С истинно актерским мастерством и притворством выманил он у Ал. Соболева новую, объемистую рукопись стихов, выманил, прислав письмо, где черным по белому пообещал: «По получении рукописи сборника будет определено издательство для его издания». Письмо как памятник бесчеловечности и злобного коварства храню. Пастухов был так уверен в личной безнаказанности и беззащитности, беспомощности поэта, что не задумываясь бросил «приманку»... И пел бесшабашный заяц: «А нам все равно, а нам все равно!..» А что же Ал. Соболев? Поверил обещанию Пастухова взять издание пополненной рукописи под личный контроль? Сомневайся, не сомневайся, а лучшего выхода тогда у Ал. Соболева из создавшегося положения не существовало.

Сыграв в спектакле отведенную (самим или кем-то?) ему роль, актер, он же председатель Комитета по печати СССР, Пастухов отгородился от Ал. Соболева неприступной стеной помощников и секретарш...

Ал. Соболев понял, что обманут - в который раз, оскорблен - в который раз! И теперь человеком, который в данном случае мог сделать все, на чем настаивал поэт, и который не захотел и пальцем пошевельнуть в его защиту. Мерзость была совершена, совершена с поднесенным к носу Ал. Соболева кукишем: «Накось, выкуси!» Почему Пастухов подыграл «фарисейской банде»? Точного ответа у меня нет. Есть предположение. Пастухов, как мы узнали много позже, доживал последние месяцы на своем высоком посту. Кто мог и должен был определить будущую сферу деятельности этой партноменклатуры? Разумеется, ЦК партии, кто же кроме? А там (это Пастухов, конечно, знал) Ал. Соболев в любимчиках не значился. Так стоило из-за него осложнять свои отношения с теми, в чьих руках было его будущее, от кого зависела карьера? Пастухов легко и просто пожертвовал поэтом Ал. Соболевым ради личного благополучия, блюдя закон стаи: «С волками жить - по-волчьи выть». Одно бесспорно: он отказал поэту, стоявшему на краю могилы, в помощи. Он его лишний разок подтолкнул туда. Не права?..