— Весь город? — обрадованно выкрикнул корреспондент «Дэйли миррор» Маккарти.
— Почти… весь, — с запинкой ответил Пауэл и тут же уточнил: — По эту сторону реки Ори.
— Только по эту сторону реки? — разочарованно переспросил Монсон. — Значит, половина «колеса дорог» у нас, половина — у немцев?
Кан уже длительное время звали «колесом (скрещением) дорог», и все помыслы командования 21-й армейской группы были сосредоточены на том, чтобы завладеть этим «колесом».
— Да, половина «колеса» всё ещё у немцев, — признал полковник.
— Захвачены ли переправы? — выкрикнул кто-то.
Полковник отрицательно покачал коротко стриженной седой головой.
— Одни мосты разрушены нашей авиацией, другие — отступающими немцами.
— А предмостные позиции захвачены?
— Пока нет, — прозвучал ответ.
— Где наши танки? — уже более серьёзно, без торжества и радости в голосе спросил Маккарти.
— Между Каном и деревней Троарн.
— Между Каном и Троарн? — удивлённо воскликнул Маккарти. Деревушка Троарн находилась по ту сторону пшеничного поля, на котором шло танковое сражение. — Выходит, наши танки совсем не продвинулись?
— Они продвинулись, конечно, — извиняющимся тоном возразил полковник, — но не так далеко, как нам хотелось.
— Можем мы поехать в Кан? — спросил корреспондент «Таймс» Роберт Купер.
— Можете, — разрешил полковник, а подумав немного, добавил: — Но мы не советуем делать этого сегодня.
— Почему?
— В городе ещё сохранились очаги сопротивления, и немецкие снайперы обстреливают улицы. Танки-бульдозеры (танки с бульдозерными лемехами для прокладывания дорог по заваленным руинами улицам) ликвидируют их.
— А всё-таки можем мы поехать в город или нет? — настаивал Купер.
— Можете, можете, — уступил полковник. — Только полностью на свой страх и риск.
В сумерки мы снова подъехали к Кану. Он всё ещё горел, и дым плотной пеленой прикрывал его, пряча от нас не только видный со всех окраин собор, но и ближайшие улицы. Теперь немцы обстреливали оставленную ими северную половину города, и мы слышали совсем недалеко резкие, злые взрывы. Где-то в глубине разрушенного города раздавались автоматные очереди, рвались мины и звонко ухали танковые пушки, выбивавшие засевших в подвалах эсэсовцев. Танкам помогали «тайфуны»: летая над чёрной пеленой, они изредка пикировали в неё, посылая куда-то вниз свои ракеты.
«Смягчение» продолжалось весь тот вечер и большую часть ночи, и лишь к утру эсэсовцы, презрев приказ Гитлера, очистили северную часть города и перебрались через реку Ори.
2
Мы приехали снова в Кан на другой день, но наши джипы не могли продвинуться дальше окраин. Улицы были завалены кусками стен, битым кирпичом, расщепленными балками и досками, домашним скарбом, выброшенным взрывами через окна, двери, проломы в стенах. Оставив машины, мы стали пробираться к центру, где всё ещё поднимались башни и острые шпили собора. Мы двигались мимо пустых выгоревших кирпичных или каменных коробок, перелезали, карабкаясь, через руины и холмы мусора, сгибались под упавшими балками, телеграфными столбами и проводами. И куда бы мы не бросали взгляд, везде видели только развалины, развалины. Они погребли под собой много французов — жителей города.
Глава союзной военной администрации в Кане майор Хельмут, которого мы навестили два дня спустя и спросили о потерях среди гражданского населения, признал:
— Они большие. — Он помолчал немного и со вздохом повторил — Они очень большие. Более двадцати двух тысяч человек. В основном женщины и дети. Кто не смог или не захотел эвакуироваться.
— Разве немцы не принуждали население эвакуироваться?
— Совсем нет. Они даже удерживали его. Рассчитывали, что союзники не решатся бомбить большой французский город.
Но союзники бомбили и разрушили Кан, как они бомбили и разрушали до этого нормандские деревни и мелкие городки, оказавшиеся на их пути. Восемь дней спустя такой же участи подверглась южная часть Кана, расположенная по ту сторону реки Ори. Семьсот пятьдесят тяжёлых бомбардировщиков — «ланкастеры», «летающие крепости» — сбросили десять тысяч бомб сначала на завод и посёлок Коломбель, остававшийся в германских руках, а затем, увеличив число и вес бомб, на южную часть Кана. Теперь весь город — с запада на восток и с севера на юг — был превращён в сплошные развалины. Над ними поднималась почерневшая от времени громада канского собора, под каменными плитами которого погребено тело Вильгельма-Завоевателя — единственного полководца, сумевшего пересечь Ла-Манш и высадиться в Англии.
Сокрушительный удар по Кану должен был открыть союзникам дороги, ведущие из этого города на юг и юго-восток, на Париж. Едва последняя волна бомбардировщиков, развернувшись над разрушенным городом, ушла на север, подразделения двух канадских дивизий, сосредоточившихся в развалинах северной части Кана, сразу же бросились вперёд, надеясь пересечь реку. Им удалось зацепиться за южный берег, но расширять плацдарм пришлось в ожесточённой рукопашной, длившейся два дня и две ночи.