В орбите войны: Записки советского корреспондента за рубежом. 1939–1945 годы

Обрадованные новостью, которую ждали целый месяц, корреспонденты зааплодировали, а перестав аплодировать и взявшись опять за карандаши, стали спрашивать, где, когда, какими силами начнётся наступление, прибавляя уже по привычке при каждом вопросе: «Если это не секрет, конечно». Но всё, что корреспондентам хотелось знать, было секретом, и бригадир отвёл вопросы со снисходительной усмешкой: ваше дело спрашивать, моё дело — держать язык за зубами. Лишь на вопрос: намерено ли командование ограничиться окружением и уничтожением 7-й армии, он со смехом ответил:

— Нет, конечно. Вырвавшись на просторы Франции, мы незамедлительно двинемся на Париж.

— Когда предполагается быть в Париже? — спросил австралиец Рональд Монсон.

— Ваше предположение может быть таким же правильным, как моё, — уклончиво ответил Нэвиль.

— Сомневаюсь, — возразил Монсон. — Моё предположение основано только на желании быть в Париже поскорее, ваше — на расчётах командования.

— Генерал замыслил прорыв и окружение в большом русском стиле, — сказал бригадир, — и мы надеемся вырваться на оперативный простор в предельно короткий срок.

Нэвиль прервал вопросы, сославшись на то, что у него да и у корреспондентов нет времени, и посоветовал нам быть поближе к Кану уже ночью.

— Наступление начнётся через несколько часов, — сказал он, взглянув на ручные часы.

Все хотели видеть начало наступления, его ждали с возрастающим нетерпением. За месяц, прошедший после высадки, в Нормандию были переправлены две американские (1-я и 3-я), одна британская (2-я), одна канадская (1-я) армии и одна польская танковая дивизия, сформированная обосновавшимся в Лондоне польским эмигрантским реакционным «правительством». Солдатами были забиты все нормандские лесочки, рощи, даже сады и поросшие кустарником лощины. Вдоль дорог высились штабеля канистр с горючим, ящиков со снарядами, минами и патронами. На просёлках стояли вплотную друг к другу резервные танки, грузовики. Войск, техники, снаряжения, горючего накопилось так много, что, появись в небе Нормандии германские самолёты и сбрось хотя бы несколько бомб, полуостров Котантен запылал бы огромным, грохочущим костром. А Монтгомери всё добавлял и добавлял, добиваясь такого же материального превосходства над противником, которое позволило ему полтора года назад разгромить германский африканский корпус у Эль Аламейна. Войска этого корпуса вошли в состав германских армий группы «Б», противостоявшей союзникам во Франции. Группой командовал тот же Эрвин Роммель, корпус которого был побит англичанами в песках ливийской пустыни.

Быстро собрав свои пожитки, мы покинули отель «Лион д’Ор» и выбрались на дорогу, ведущую в Кан. Ночь была лунная, светлая, дорога среди тёмных деревьев и полей казалась почти белой, и лишь воронки — дорогу бомбила авиация союзников до высадки — пугающе чернели, заставляя шоферов тормозить. Офицеры канадской дивизии остановили нас где-то перед Каном, сказав, что дальше ехать нельзя, и посоветовали обосноваться в монастыре, стоявшем в сторонке от главной дороги, примерно в трёх километрах от городской окраины. Последовав их совету, мы оставили свои джипы за высокой и прочной стеной, окружавшей монастырь, а сами вошли через калитку в его двор и поднялись по лестнице в башню.

Картина, которую мы увидели, поразила нас: город горел в десятках мест. Только теперь мы догадались, что багровое небо, трепетавшее впереди нас, становясь всё ярче и беспокойнее, отражало эти пожары. Они начались в сумерки, когда над Каком прокатилась первая волна тяжёлых бомбардировщиков союзников. Город горел всю ночь. И всю ночь бомбардировщики, ориентируясь ка огни, летели сюда волна за волной и сбрасывали свой разрушающий и смертоносный груз. Невидимые в бездонном небе, самолёты подходили и подходили, и мы различали среди пылающих костров яркие вспышки. На огненном фоне на короткое время взмывали вверх казавшиеся чёрными куски стен, брёвен, досок, и тут же разгорался новый костёр, расстилавший над соседними крышами чёрный хвост дыма, подсвеченный снизу жарким пламенем. На беспокойном алом фоне ярко чернели башни и острые шпили собора, стоявшего в центре города.

На рассвете мелкие яркие вспышки покрыли всё большое и пока тёмное пространство между Каном и морем: собранная здесь артиллерия — от тяжёлых пушек линейных кораблей до гаубиц — открыла огонь по германским позициям перед городом и по самому городу. Шквал разрывов прокатился по окраинам, поднимая земляные фонтаны и кромсая остатки стен. Снаряды довершали то, что начали бомбардировщики: они сравнивали с землёй городские дома.

— Неужели и к Кану применили «смягчение»? — удивлённо произнёс Джеймс Макдональд, военный корреспондент «Нью-Йорк таймс», самый старший из нас по возрасту — ему было около 60-ти. — Прежде, чем взять город, Монти хочет разрушить его?