В осаде (СИ)

Я знал - что бы я ни решил, их решение будет другим. Потому что настала эра справедливости. Периодически эра эта настаёт то тут, то там. Человек не видит себя, иначе бы он знал, что справедливость лично для него состоит в том, чтобы его пытали, издевались над ним, а потом убили. А его жажда справедливости - это просто жажда благ, которые несомненно придут к нему по закону справедливости, когда наступит справедливость. Когда благ жаждут все - наступает эра справедливости, эра борьбы за блага. Золото, кровь, власть становятся ветром, наполняющим паруса справедливости, и справедливость не спешит резать их на флаги. Справедливость идёт неумолимой поступью духа человека, его внутренностей до тех пор, пока в духе не появится страх, страх того, что пощады не будет, что справедливость эта однажды придёт и за ним. Он видит, как справедливость настигает одного за другим, и видит, что закона, последовательности в этом нет, и начинает понимать, что в справедливости, как и в жизни обычной, подлой побеждает не достойнейший, а сильнейший. И надо отдать справедливость в руки сильнейших, пока ещё она не перемолола достойнейших. И вот тогда паруса справедливости начинают резать на флаги, и достойнейшие во главе колонн понесут их туда, куда укажут сильнейшие. И власть сильнейших освящена Законом справедливости, ибо за справедливость боролись все, а они в этой борьбе всего лишь честно победили. Я был государем, государем без государства, и мне оставалось лишь ждать, когда появятся сильнейшие и объявят мне свою волю (либо перережут мне горло, либо вручат флаг).

- Авар!

- Да, государь.

Странно. А мне казалось, что я один.

- Пусть этот...Кима скажет им, что я готов говорить с ними.

- Да, государь.

Сейчас они придут. Город кончился. Не следует оттягивать, ибо каждый день задержки и торжества справедливости ляжет на меня грязным комком праха, и алмаз может потерять своё сияние. И тогда многие погибнут, ибо - когда ещё он засияет? когда можно будет туда войти?

Как жаль. Ведь я надеялся, что Город ещё можно спасти. Боже, как, должно быть, сильна та страна под фатой. Фата. Фата. Фата. Фата...

- Здравствуй, Трой. Что ты решил?

- А? А, это вы...

Я встал.

- Я решил. Власть будет у вас. Я сделаю то, что вы скажете, если это не будет противно моей совести. Я думаю, так будет лучше. Иначе - вам придётся убить государя, а это может не всем понравится.

- Хорошо, Трой. Да, не хотелось бы убивать государя, народ... Да. Что ты хочешь за это?

- Десяток людей, воинов, я их выберу сам.

Они переглянулись. Молчание продолжалось недолго - они всё поняли.

- Да, это мудро, Трой. Хорошо. Что ещё?

- Ничего.

- И что ты будешь делать?

- Просто ходит по городу...хм, упиваться властью.

- Ходи, Трой. Тебя любят, - он ухмыльнулся. - Мы дадим тебе тех, кого ты выберешь. А сейчас... Впрочем, это неважно. Эти покои ты должен освободить, потом мы скажем, где ты будешь жить. Всё.

Он повернулся назад.

- Эй! Ко мне!

Стали заходить люди. Они осматривали покои, их глаза блестели. Среди них было много солдат.

- Будьте как дома, - сказал я им. Авар, пойдём.

Мы вышли. Везде были люди. Все они хотели справедливости, справедливость начиналась у них с дворца государя (я так и не научился называть его своим дворцом).

- Авар, у тебя есть верные люди?

- Да, государь.

- Сколько их?

- Немедленно - человек пятнадцать. Завтра - может быть и пятьдесят.

- Немедленно. Завтра для нас может не наступить.

- Да, государь. Куда их привести?

- К воротам.

-...Вот как...

- Да, Авар. Если ты видишь другой выход - иди туда.

Авар опустил голову и отвернулся.

- Я буду у ворот, Авар.

Я прошёл через все залы и коридоры, люди уступали мне дорогу (видимо, меня действительно уважали).