Читаем В особо охраняемой зоне. Дневник солдата ставки Гитлера. 1939–1945 полностью

Несколько километров стена парка проходит рядом с проселочной дорогой. Вначале стена снабжена своеобразным гребнем, состоящим из вертикально поставленных и изборожденных желто-коричневыми трещинами кирпичей, которые горят под лучами солнца. Однако там, где есть новая штукатурка, этих трещин почти не видно.

На самой же стене штукатурка местами отвалилась, и там видно, что кладка состоит из неотесанных круглых булыжников, которые зачастую являются довольно крупными – величиной чуть ли не с голову. Между собой они скреплены строительным раствором, обнимающим их толстым бугристым слоем.

Кое-где этот раствор обветшал и раскрошился, и в этих местах камни просто лежат друг на друге, держась под своим весом. Основание стены скрыто в густых зарослях крапивы, начинающихся от придорожной канавы.

Внезапно появился выкошенный участок. Чей-то серп прошелся от канавы до камней, оставив после себя желто-зеленый ковер из скошенной травы. Стоит наполовину заполненный ею мешок с широко распахнутой обвисшей горловиной, рядом с которым лежит тускло поблескивающая серая металлическая фляга. Недалеко растут колючки с плотными стеблями и широко разросшееся алоэ.

Пройдя некоторое расстояние, «он» увидел, что стена стала терять свою обветшалую кирпичную верхушку, открывая голые камни. Некоторые из них отсутствуют, а чуть дальше обвалилось уже несколько рядов. Стена стала ниже, и с бугристой асфальтовой дороги уже можно через нее заглянуть. За ней же плотно растут деревья, образуя настоящий темный лес и заслоняя солнце, лучи которого пробиваются через их крону лишь в отдельных местах.

Приглушенная зелень вязов. Их изъеденные листья начинают засыхать. При этом многие листочки вообще опали.

Если остановиться и прислушаться, то становится различимым тихое потрескивание и шуршание. Наверняка оно производится мелкими вредителями. Неподвижно вытянувшись, вниз к стене спускаются червяки, паря и крутясь в воздухе над нагретыми камнями на своих невидимых глазу нитях.

Просвет. Кажется, что небо под тяжестью туч опускается до самой стены. Отдельные одиноко стоящие дубы, покрытые молодой зеленью листвы, как короли горделиво протянули свои ветви, на которых торжественно расселись вороны.

Дальше снова начинается настоящий лес.

В стене прямо у земли образовалась дыра, как будто бы ее насквозь пробило пушечное ядро, и становится ясным, насколько она толста и из чего помимо камней состоит – широких слоев желтоватого строительного раствора, земли и корней.

Из этой дыры в стене, кряхтя, показалась старушка, которая, посмотрев на дорогу, стала на веревке вытягивать из пролома непокорную вязанку дров.

Верх стены теперь позеленел, покрывшись пучками травы, белыми шапочками одуванчиков и молодыми дубовыми побегами с отсвечивающими медью листочками. Полное запустение.

Затем лес отступает, и позади стены видны одни только клубящиеся коричневатые облака на небе, гонимые теплым ветерком. Они все более уплотняются и начинают иметь неприятный свинцовый оттенок.

Ворота – две прямоугольные опоры из тесаного камня. Арка отсутствует. Только на одной опоре висит пустой фаянсовый горшок с изображением какой-то толстой птицы. Через эти ворота открывается вид на необъятный цветущий луг, где группами растут огромные каштаны, усеянные тысячами красивых свечек.

Остатки лесенки старинной аллеи ведут к светящейся под лучами солнца белой одноэтажной вилле с мансардной крышей в окружении высоченных пирамидальных тополей. Вдалеке, позади этого строения, вновь начинается напоминающий зеленый холм лес, чья распустившаяся листва отбрасывает глубокие тени.

Духота

Духота перед грозой. Стены выделяют тепло, и от этого становится невыносимо жарко. Нечем дышать. Стук в висках.

Над Вандомской площадью висит настоящий синий туман.

Печные трубы кажутся обветшалыми и производят тягостное впечатление. В конце улицы небо представляется сливово-синим – единственным цветом, который не вызывает жажду.

С места на место перескакивают неуклюжие голуби. Их крылья словно налились свинцом. Белье прилипает к телу, а глаза начинают болеть. И при всем этом из всех подворотен и боковых улиц веет жаром.

Сточные канавы непостижимым образом быстро заполняются водой, которая, на вид совершенно чистая, почти бесшумно несется мимо, образуя на своей поверхности легкую рябь.

Глаза то и дело натыкаются на собачьи экскременты и неприятно пахнущий мусор.

Бледно-серая старая, похожая на мопса, собака с выпученными глазами. У нее окрас как у серого в яблоках коня. Она беспрестанно чихает и с удовлетворением отрыгивает.

Лошади останавливаются возле фургона, и на их морды до самых глаз вешают мешочки и ведра из брезента с темными от влаги днищами. Они, переминаясь с ноги на ногу, пытаются их с себя стряхнуть. Рядом же, на тротуаре, лежат кубы прессованного сена.

Авеню де л’Опера. Серое поле припаркованных машин вермахта. На лбу постового перед комендатурой выступили капельки пота. Его лицо побелело как полотно и остается только надеяться, что он не упадет в обморок от духоты.

Перейти на страницу:

Все книги серии За линией фронта. Мемуары

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное