Читаем В особо охраняемой зоне. Дневник солдата ставки Гитлера. 1939–1945 полностью

Вид из окна отеля. Бездонное небо уходит ввысь. На западе, куда можно посмотреть лишь вывернув шею и тесно прижавшись лицом к оконному стеклу, разливается усиливающаяся с каждой минутой золотисто-огненная краснота. Совсем далеко на юге проступают широко раскинувшиеся с усеченными и плоскими вершинами горы. Над крышами полный штиль. Не видно ни облачка.

Громадный старый отель с многочисленными двориками и низкими пристройками. Крыши частично покрыты цинком. Выступающие толстые швы на них располагаются на произвольных расстояниях друг от друга. Они чередуются с матовым сизового цвета шифером, не отражающим лучи заходящего солнца. Массивные печные трубы, выложенные из кирпичей и обложенные тесаными камнями, величественно возвышаются над коньками крыш. За ними виден лес темных проржавевших концов труб со всевозможными кожухами и колпаками.

Весь горизонт – за отелем жмутся друг к другу другие крыши – усеян сотнями подобных стержней и алебард. Крыши везде имеют изломанные линии и пристроены к мансардам. Они изобилуют различными открытыми люками, слуховыми оконцами, которые прячутся за массивными голыми трубами каминов. Настоящие навесы из листьев деревьев тоже со всей справедливостью следует отнести к этому миру крыш.

Отдельные полностью распустившиеся каштаны наполняют дворы неповторимым ароматом. Жирный неуклюжий голубь пытается проникнуть под каштановую крышу. Но там уже облюбовали себе место несколько ласточек. Они объединились и устремились на пустынную улицу, заглушив своими громкими криками все остальные шумы.

Позади леса печных труб возвышается элегантный, отделанный золотом купол собора Дома инвалидов, овеянный ветрами и омытый многочисленными дождями, но сохранивший свое непередаваемое свечение. В промежутке стоят вертикальные колонны с гирляндами.

Солнце на западе осветило еще одну большую группу облаков и внезапно перебросилось на нетронутые им до той поры крыши домов. Теперь красным золотом стали гореть отдельные печные трубы, люки, слуховые оконца и шиферные панели. Перед тем как окончательно закатиться, солнце на некоторое время коснулось и водной глади. Даже на дороге разлились языки бронзового света, и плечи аббата, пересекавшего ее, окрасились золотом.

Лето 1941 года

Завоеванное министерство

Ограда – сплошь копья с позолоченными наконечниками высотой в человеческий рост – установлена на каменном основании. Передняя часть двухэтажного домика проходной служит караульным помещением для полдюжины молодых солдат люфтваффе.

Слышатся звуки рояля. Пианист в форме с ремнем на поясе и в полной экипировке пытается подобрать мелодию популярной песенки, услышанную им накануне на Монмартре. Рядом с ним сидит, задумчиво подперев щеку, его товарищ, постукивая время от времени по одной из басовых клавиш кончиком мундштука своей трубки, которую он держит в другой руке. Из смежной комнаты им отвечают душераздирающей зевотой. Все плавает в облаках сизого табачного дыма.

Обстановка состоит из различных частично сильно потертых кресел и диванчиков. На каминной полке стоят роскошные настольные часы в корпусе из розового мрамора и бронзовая скульптура с позолотой. Сбоку расположились каски и консервы с колбасой.

В глубине кресла один солдат, наморщив лоб, читает брошюру «Подлинные истории». На окрик унтер-офицера он никак не реагирует, делая вид, что не слышит. Унтер-офицер заполняет вахтенный журнал. Рядом с ним протирает пыль средних лет уборщица.

Она кашляет, прикрываясь фартуком, и бормочет:

– От этого дыма можно просто задохнуться.

Летом несколько помпезных кресел выносится на свежий воздух – рядом с оградой есть местечко, не просматриваемое с улицы, и там, развалившись в кресле, положив ноги на подлокотники и заложив руки за затылок, можно позагорать. Это не очень удобно, поскольку приходится задирать ноги, согнув их в коленях, которые начинают торчать выше головы. Но большего от такой мебели ожидать не следует. На позолоченных наконечниках копий ограды и в отцветших кустах сирени недовольно чирикают стаи воробьев.

Возле двери, ведущей в занятый под архив длинный флигель, словно на часах застыла фигура ангела.

Центральная лестница, несмотря на обеденное время, все еще затемнена. На четвертом этаже одна из ближних к лестничной клетке комнат находится в распоряжении командования тайной полевой полиции. Там стоит устойчивый запах гарцского сыра и одеколона «Королевский папоротник». Господа, поглощая кучу бутербродов, щеголяют в домашних тапочках и вязаных жакетах.

Перейти на страницу:

Все книги серии За линией фронта. Мемуары

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное