Читаем В особо охраняемой зоне. Дневник солдата ставки Гитлера. 1939–1945 полностью

Правый тротуар повышается, а проезжая часть по левую руку, наоборот, понижается. Ступеньки ведут вниз. Внизу во впадине – ворота, похожие, если смотреть с боковой стороны, на надгробную плиту. От кривой связки из брусьев наверх идет кирпичная стена. Она белая с фиолетовыми тенями и нежными золотистыми, а также серо-зелеными оттенками, которые в сумерках удивительно фосфоресцируют. Фасады домов, высотой в три раза больше, чем ворота, недовольно отступают.

Бездонное голубое небо, отдающее в зелень и очищенное ветрами, еще светлое, хотя солнце уже давно зашло за горизонт. Кажется, что темнота никак не может пробиться сквозь завесу солнечного света. Вниз по бульвару тянет холодом. Полумесяц, словно слабый отпечаток самого себя, кажется, вот-вот исчезнет, но вместо этого, как бы подпитавшись медью, он начинает светить во всю свою мощь.

Улица д’Абукир

Серое небо затянуто дымкой, и оно начинается сразу над крышами. Если выглянуть наружу, то от мелкой измороси на кончике носа и ресницах останутся нежные капли. Брусчатку словно слегка обрызгали чернотой, и постепенно она темнеет, но не блестит. Наступление сумерек угадывается лишь по тому, как мрачнеют стены домов. Но небо еще хранит бледный инертный свет.

Улица д’Абукир. Все еще угадываются очертания площади Побед с королем на коне. Иногда взгляд ловит круп лошади с пылающим хвостом, на котором держится памятник, а порой проникает сквозь ее вздыбленные, отбрасывающие тень передние ноги и видит длинноволосого Луи с лавровым венцом на голове.

Маленькая арена, разделяющаяся на части широкими отрезками дорог. Застывшие вогнутые вовнутрь фронтоны со следами золота, бронзы и коричневой краски. Впалая линия крыш, немного плоскогрудые пилястры под толстым слоем побелки, слишком много печных труб, мансард и вкрапленных над ними чердаков.

Порой взгляд скользит по длинной свежевыкрашенной стенке фасада. В конце широкой погружающейся в сумерки улицы видна темная часть павильона Лувра.

Монмартр, улица маленькой плитки

Пахнет рыбой, хотя лавки почти все закрыты, а телеги разъехались. На улице валяются листы салата и капусты, в которые суют свои морды собаки.

В пустой мясной лавке горит электрический свет. В свежевымытых мраморных тумбах растут лавры. Мясник, уперший в бока голые руки. Закрываются раздвижные решетки.

Оживление наблюдается только в булочных. Большинство же магазинчиков тупо смотрят на улицу закрытыми темно-рыжими и зелеными металлическими ставнями.

Еще работающие освещенные лавки хорошо просматриваются и кажутся глубже, чем на самом деле. Электрический свет еще не падает на улицу и освещает только внутренние помещения, как в аквариуме.

Сплошные кафе-бары. Последние посетители стоят, облокотившись на столешницы. Кассирша встала с высокого сиденья. Официанты протирают столешницы и сгребают в кучу древесные опилки. Разговоры ведутся вполголоса. Среди них или рядом находится либо сам хозяин заведения, либо кассирша, проверяя чистоту столешниц и наблюдая за прохожими. Порой в пустых помещениях эхом разносятся монотонные сетования, вялые беседы, перемежаемые глубокими вздохами.

Бют-Шомон

Густая зелень подросшей травки, прижимаемой к земле ветром, дующим в сторону холма. Узкая песочная дорожка круто поднимается вверх к первому бугру. Вперемешку стоят пустые металлические стулья. Деревья сильно раскачиваются. Свечи у каштанов еще коричневые, а листочки только начали распускаться. Платаны же, усеянные старыми плодами, в большинстве своем стоят голые.

Местность совсем не защищена и открыта северным и восточным ветрам. В низинах кустарник уже покрылся однотонной яркой зеленью. У подножия северного склона, на берегу озера, колышутся ветки туй, жалких подобий кедров.

С развевающейся на открытом ветру светлой гривой волос на зеленом склоне, усевшись на тонкий стульчик, сидит школьник с книгой в руках. На ее корешке можно прочитать: «Жан Расин. „Андромаха“».

Парапет и ступени выполнены из серого бетона под стать стволам деревьев, повторяя их изгибы.

На втором холме виднеются остатки скал, которые закрепили бетоном. Ротонда без центра притягивает к себе подростков. Мальчишки обсуждают подругу одного своего товарища: «И появиться бы с такой в Бют-Шомон…»

Топот детей слышится на многочисленных лестницах галерей.

При взгляде вниз на гладь озера видно, как набегающие небольшие волны создают какой-то странный рисунок. Над озером нависает худосочное сливовое деревце, усеянное розовыми цветочками. Рядом проплывает утка с темной головкой и блестящим желтым клювом.

Площадь Вогезов

Первый по-настоящему теплый и приятный весенний вечер. Небо кажется далеким и одновременно низким, равномерно окрашенным в золотистый цвет.

Все улицы уже лежат в тени. Однако вдалеке по-прежнему в конце улицы Фран-Буржуа видна залитая солнцем восточная часть площади. Она кажется красной и бело-желтой. И все это дополняет золотисто-серое мерцание крутых и незамысловатых шиферных крыш.

Перейти на страницу:

Все книги серии За линией фронта. Мемуары

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное