В особо охраняемой зоне. Дневник солдата ставки Гитлера. 1939–1945

Длинный как жердь лейтенант войск СС с безучастной ко всему женщиной с соломенными волосами, кривыми ногами, широкими бедрами, загорелым лицом и длинным носом. Она что-то тихо говорит, и этот верзила навис над ней одним своим плечом.

Солдаты, скорее всего отпущенные в увольнение резервисты, на которых форма висит как мешок. С обвислыми задами, без штыков и в высоких ботинках на шнуровке, они изъясняются на кислотном и отстойном силезском диалекте. Обе руки у них заняты пакетами, и отдавать честь эти вояки могут лишь глазами.

Смотровое окно – место передачи посылок для пленных. Сине-бело-красные бумажные кокарды приклеились к стеклу, узкий проход в огромном штабеле похожих на муляжи почтовых пакетах.

Немецкое транспортное агентство. Стены сплошь увешаны фотографиями нашего вермахта с подписями на двух языках. На них изображены поднимающие волну своими носами катера с короткими крестообразными мачтами, небо, снятое с самолета и испещренное инверсионными следами, стреляющее ночью тяжелое зенитное орудие с языком пламени, вырывающегося из длинного ствола.

Там же были и фотографии с гастролей Берлинской государственной оперы в Париже. На фото – ярко-белое лицо примы, на три четверти закрытое мехами и букетами цветов.

Из агентства выходит последний служащий. Это молодой человек с блестящим пробором на черных волосах, изъясняющийся на двух языках и одетый в синюю спортивную куртку. Он медленно, посматривая в обе стороны улицы, закрывает полированным коротким ключом отделанную стеклом и никелем блестящую дверь, трижды поворачивая его вокруг оси.

Подняв вверх указательный палец, проезжую часть пересекают три работающие в агентстве немки в вязаных кофточках.

Две девушки-подростка с длинными волосами, круглыми личиками кокетливо прогуливаются, демонстрируя свои хорошенькие ножки.

У многих женщин неуверенная, спешащая походка. Некоторые явно натерли себе ноги и прихрамывают. Щеки ввалились, а губы крепко сжаты. Одна из них, явно вне себя от духоты, скривив рот в презрительной улыбке, стала, нервно подергивая щеками, дотрагиваться то до висков, то до прически, то до лба.

Перед кондитерской выстроилась очередь, заворачивающая за ближайший угол на боковую улицу. Там стоит и офицер люфтваффе из управления ВВС, который вот-вот готов взорваться от подступающего приступа бешенства. Он явно втерся в очередь, оттеснив двух женщин, и теперь вежливо пытается втянуть в себя живот и отодвинуться от них. Но благодарности это не вызывает. Вблизи от него стоят две дамы из Красного Креста в позе «Свистать всех наверх!».

Внутри кондитерской продавщица тонкими пальчиками непрерывно раздвигает и пакует пакеты с пирожными и другими кондитерскими изделиями. Непосредственно рядом с очередью за маленьким столиком, который давно уже сдвинут с места, какие-то фифы уплетают шоколад. Его «выбрасывают» только два раза в неделю с трех до четырех часов.

Там, где открывается вид на узкий переулок, где-то наверху между печными трубами, совсем близко, слышится приглушенный раскат грома, который начал удаляться, как будто пытаясь зарыться в облаках.

Со стороны Лувра начал надвигаться дождь, и на землю упали первые капли. Создалось впечатление, как будто они бьют по заданной цели и пытаются продырявить знойное марево и духоту. Но это им не удается. Мужчины лишь приподняли плечи, а женщины раскрыли разноцветные зонты.

Воспоминания о Руане

На юге город окаймляют крутые склоны холмов, девственные невозделанные поверхности которых покрыты короткой травой без цветов. Этот ковер разрывают почти вертикально обрушившиеся меловые скалы. Дует несущий в себе влагу ветер с моря.

Бушующие как в предгорьях Альп, согнувшиеся чуть ли не до земли деревья – серебристый тополь и несколько кленов. Их видно даже из центра города, с площадей и набережной Сены.

Вырытые ямы, светлая глина и рыхлый известковый мусор. По склону вверх тянется одно только кладбище, и стена из красного кирпича образует на нем своеобразный треугольник.

На молодых дубах и кленах, которые на приличном расстоянии друг от друга обрамляют единственную главную аллею, ветер выворачивает листья, показывая их медно-коричневые оттенки, создавая эффект наступившей осени.

В городе же преобладают серые и фиолетовые тона, а вот кирпично-красный цвет встречается редко. В церквях же главенствуют серебристо-серые краски. Позеленевшая медь на крыше клироса собора.

Со стороны аббатства Сент-Уэн доносится перезвон многих колоколов, и кажется, что звук исходит из нефа собора, не уходя вверх. При этом башни стоят молча, как бы замерев и укутавшись в свои каменные кружевные пальто.

Праздник Тела Христова пришелся на это воскресенье, и колокольный перезвон обрывается без эха, затухая уже в близлежащих крышах. Медленно раскачиваясь, продолжает звонить один только большой колокол собора. Но и этот звук доносится словно издалека.