В особо охраняемой зоне. Дневник солдата ставки Гитлера. 1939–1945

С него этого района уже хватило. Хорошо еще, что подходило время «вечерней зари», и к тому моменту, когда «он» прибудет на место, вся солдатня оттуда уже уберется. До полуночи, когда начнут появляться офицеры, у него была возможность спокойно обстряпать свои дела. На уличных лестницах стояли только нищие, а вокруг сновали лишь горничные с корзинами постельного белья.

К вечеру девушки в заведениях переодевались, надевая на себя, вместо предназначавшихся для обслуживания солдат простеньких халатиков, зеленые или розовые кимоно и посеребренные шлепанцы с лебединым пухом. Улицы уже опустели и были доступны только для владельцев ночных пропусков. Наступал час немецких гражданских служащих.

Стало совсем темно, и этим было все сказано. Уже в двух шагах ничего не различалось. Темень все сгущалась, а жара не отпускала – ни малейшего дуновения ветерка.

Здесь, на улице де Клиши, духота сделалась совсем нестерпимой. Не видно было ни одного вояки, и при движении раздавался только чмокающий звук резиновых подметок на его обуви. Перед ним в башмаках на деревянной подошве куда-то торопилась невысокая женщина. Но она все время прихрамывала, и ему пришлось ее обогнать. Заводить знакомство с ней у него желания не было, хотя «он» и прекрасно понимал, что дама наверняка попытается с ним заговорить. К тому же в такой кромешной темноте можно было делать все, что угодно, – никто бы ничего не заметил.

При входе в «Шехерезаду» горел синий свет, отражавшийся на козырьке фуражки ночного портье и на крышах двух лимузинов.

«Интересно, что за сброд издает такие стонущие звуки в подворотне?» – подумал «он».

Тем временем оттуда, что-то бормоча себе под нос, шатаясь, появилась какая-то дама в короткой юбке и светлых чулках. Широко расставив руки, она попыталась перегородить тротуар.

«Совсем пьяная баба», – пронеслось у него в голове, когда «он», сделав обманное движение, обогнул ее.

Стеклянная дверь распахнулась прежде, чем ему удалось нажать на кнопку звонка.

«Странно, раньше они заставляли входящих трезвонить довольно долго. А теперь? Что же случилось?» – удивился «он».

Помимо люстры, бездымно светившей на потолке, нововведением был и жужжащий вентилятор. На широком диване, на котором раньше умещалось до восьми человек, одиноко лежала лишь грубошерстная шляпа. Через мгновение появился какой-то мужчина без пиджака, в роговых очках и с потной лысиной, внешне напоминавший кинооператора или рабочего сцены…

Тут вышла администраторша в черном шелковом платье с белой вставкой. Держа веер в одной руке и насквозь мокрый носовой платок в другой, эта довольно дородная дама, обычно бегло говорившая по-немецки, начала, перемешивая немецкие и французские слова и еле переводя дух, сбивчиво причитать:

– Ах, господи… Добрый вечер… Ради всего святого скажите, что произошло…

– О чем вы? Что случилось?

– А где ваши друзья и господа офицеры? Все ушли, боже мой…

– При такой жаре, мадам…

– О чем вы говорите, дорогой господин! Все солдаты отправились в Россию. Вчера ночью из Парижа по железной дороге туда выехали целых две дивизии.

– Что за чушь! Откуда эти слухи? Уверяю вас, мадам…

– Еще два дня, и мне придется уволить всех дам. А что будет со мной, когда хозяин вышвырнет нас на улицу?

С этими словами она поднесла ко лбу насквозь мокрый скомканный носовой платок и стала обмахиваться веером.

– Немцы, должно быть, понесли большие потери, – путая немецкие и французские слова, продолжила администраторша. – Какой ужас эта война с Россией… Вы тоже об этом слышали?

– Все совсем не так, как вы излагаете, мадам. Не стоит так волноваться. Подумайте о своем здоровье, пожалуйста. Немецкие потери несоизмеримы с нашими поистине всемирно-историческими успехами.

– Вы так уверенно об этом говорите… А где вы работаете? Вы слышали последние новости?

– Если кто и знает истинное положение вещей, так это только мы…

Тут «он» запнулся на полуслове, поняв, что чуть было не выдал важную тайну. Ведь распространяться здесь о том, что «он» является сотрудником посольства, мог только человек, сошедший с ума.

«Что за детская наивность! Опять эта немецкая сентиментальность, – мысленно принялся «он» укорять себя. – А ведь эта дама действительно владеет искусством найти подход к людям, делая вид, что не может отличить сотрудника важного ведомства от обыкновенного солдата люфтваффе. Да еще этот серебряный крестик, свисающий с шеи и поблескивающий в глубоком декольте, открывающем ее достоинства».

Администраторша, которая, как ему было известно, являлась уроженкой Эльзаса, принесла шампанское, хотя «он» его вовсе не заказывал. Однако ему не хотелось огорчать эту женщину с темными похотливыми и в то же время пытливыми глазками, которая представлялась теперь как назойливая и бестактная бестия. Она уселась в кресло и оперлась руками о подлокотники.

«Однако ей не следует вести себя столь развязно, – тут же мысленно подметил «он». – Либо ты являешься здесь администратором, и мы говорим о серьезных вещах, либо ты принадлежишь к продажным девкам. Тогда жди, когда кто-нибудь захочет воспользоваться твоими услугами».