В особом эшелоне

Не успел я дойти до нашего радийного «доджика», как подскакивает «виллис» начальника штаба 8-й гвардейской армии полковника В. А. Белявского. Рапортую ему о полученном донесении.

— Проверили? — не скрывает он своего сомнения.

— Не успел, товарищ полковник.

— Тогда нечего и докладывать. Проверьте лично. Он уехал, а я на мотоцикле вместе с разведчиком Федотовым быстро выдвинулся к Хелму, сразу увидел на его окраине наши «тридцатьчетверки» и радиограммой передал подтверждение в штаб армии.

Вскоре подошли танки передового отряда 2-й гвардейской танковой армии, и противник был полностью вышиблен из Хелма. Затем на улицах города появились и части 1-й Польской армии.

В этот же день в Хелме был создан и начал работать Польский Комитет Национального Освобождения как центральный орган народной власти. Весть о принятом им 22 июля Манифесте к польскому народу, казалось, незримо опережала стремительно перемещавшуюся к Варшаве линию фронта…

Итак, советские воины, выполняя свою священную интернациональную миссию, приступили к освобождению польской земли от немецко-фашистских захватчиков.

24 июля войсками 8-й гвардейской и 2-й гвардейской танковой армий был очищен от гитлеровцев город Люблин, который в дальнейшем, до освобождения Варшавы, служил временной столицей Польской республики.

От Люблина наш полк вместе с частями 2-й танковой продвигался на северо-запад в направлении Лукува. Для вражеских заслонов, стоявших на рокадных дорогах, подчас фронтом к востоку, появление в их тылу советских танков оказывалось неожиданным, спутывало все боевые порядки. Уклоняясь, не принимая боя, страшась охвата с флангов, они или рассеивались по лесам, или же поспешно отходили на другие промежуточные рубежи, откуда их сбивали снова. Перед нами постепенно распахивались пути в глубь польской земли. При подходе к окраинам польских сел мы еще издали видели распрямляемые ветром над крестьянскими хатами полотнища бело-красных флагов.

После восьми дней непрерывного наступления наши танкисты входили в польские вески. Все эти белеющие в густых садах Вульки, Вишнювки, Ленчны, Пшевлоки, Тлущи, Воломины мало чем отличались от наших сел. Только когда достигнешь середины деревни, где неизменно привык видеть сельсовет, правление колхоза и клуб, вдруг видишь круто взнесенные к небу темные, с прозеленью стены костела. А неподалеку, в глубине огороженного проволочной сеткой безлюдно-го парка, — какой-нибудь господский особняк. И сразу остро чувствуешь, как далеко родина…

На улицах Минск-Мазовецка, где полк сделал короткую остановку, все чаще можно было видеть солдат Войска Польского. Замполит майор Богатырев решил созвать коммунистов и комсомольцев, чтобы побеседовать о взаимоотношениях с воинами армии Зигмунда Берлинга.

— Это наши товарищи по оружию, — говорил он танкистам, — уже прошедшие первые испытания и в боях под Ленино, и в Белоруссии, да и иа своей родной земле. С ними теперь бок о бок пойдем и дальше, к границам Германии, до самого гитлеровского логова. Так что надо друг к другу — честь по чести. Если старший по званию, — значит приветствовать, как приветствуешь своего. В чем-либо выручить? Не отказывай, как не отказываешь своему. Ваша задача — рассказать об этом всем нашим людям. Рассказать о предстоящих встречах, о том, что мы делаем одно общее дело: вгоняем в землю фашистов. Это понятно, товарищи?

— Понятно, — прозвучало дружно в ответ.

— Можно вопрос, товарищ манор? — поднялся с травы лейтенант Гузенко.

— Давайте.

— Насчет кокарды…

— Что именно?

— Да орел на ней двуглавый… Не пойму, у нас при царе орел был… И тут…

— Вот что тебя волнует. Ясно. Действительно, орел, только не тот. Его опасаться нечего. Он тоже против того, двуглавого, дрался. А своего орла они называют пястовским. Был у них когда-то много веков назад предводитель, вождь Пяст, который объединил все польские земли. Вот и сейчас польский народ этого добивается, надеется на нашу помощь. Мы ему и помогаем. Уразумел, Гузенко?

— Так точно, уразумел.

— Могу добавить, гимнастерки на жолнерах из той же хлопчатки, что и твоя. И той же общей родословной пистолеты и автоматы. Вот только и разница — конфедератки да иные погоны и знаки различия, еще язык вперемежку — польский и русский. Надо помнить главное — у нас братство по оружию.

«Да, братство по оружию — великое дело, — размышлял я, направляясь к машине взвода связи, — особенно, если учесть, какие коварные замыслы в отношении своего народа вынашивают всякие миколайчики из эмиграции, на какое предательство идут… А насчет орла я и сам услышал впервые. Грамотей, называется…»

Из машины связистов доносились звуки' балалайки. Когда я подошел ближе, то увидел, что играл старший сержант Сергей Попков. Рядом — командир взвода младший лейтенант Николай Веденкин. Заметив меня, они мгновенно встали. Я разрешил сидеть и сам примостился у стола со смонтированной на нем штабной рацией.

— Когда вы расширите свой репертуар? — полушутя спрашиваю Попкова. — Все барыня да барыня…

— Он еще и комаринскую умеет, — пришел на помощь своему помощнику Веденкин.