В открытое небо

Две слезинки сбегают по щекам Консуэло. Тони и Уолкер обмениваются растерянным взглядом, который сближает их как братьев. Их способы мыслить гораздо больше похожи друг на друга, чем на таковые у Луизы или Консуэло. В действительности обе они тоже в определенном смысле друг на друга похожи. Тони выжат как лимон.

– Проклятая Лулу, – вздыхает он. – Сломала нам жизнь.

И поворачивается к жене.

– Консуэло, пойдем домой.

– Конечно, Папуас. Прощайте, месье Уолкер. Было очень приятно.

Американец, онемев от изумления, смотрит им вслед – взявшись под руку, они уходят. Он побывал на двух войнах и был свидетелем трех латиноамериканских революций, но ни разу не видал подобного бардака.

Глава 75. Париж, 1935 год

Кромкой вилки Тони отделяет кусочек тортильи на пряных травах. Друзья за столом шумно обсуждают политику, а он искоса поглядывает на двух деревянных китайцев – «двух маго». Один из его приятелей с соседнего столика старается проявить любезность.

– Я тут узнал, что ты работаешь в «Эр Франс». Это же просто замечательно!

Тони поднимает глаза от тортильи и глядит на него. Клермон и в студенческие годы был полноватым, а теперь уже обзавелся вторым подбородком, смахивающим на кашне из мяса. На языке у него уже вертится некое саркастическое замечание, насмешка по поводу такого епископского обличия. И он уверен, что все остальные тоже посмеются над его остротой. Но в последний момент он себя сдерживает.

Вины добряка Клермона здесь нет. Неоткуда ему знать, что при самом плачевном его финансовом положении, когда уже скопился трехмесячный долг за аренду квартиры на улице Шанелей, однажды после обеда к нему нагрянул представитель «Эр Франс», уже бессчетное количество раз отвергнувший его ходатайства о приеме на работу в качестве летчика. Прежде чем перейти к сути дела, чиновник забросал его таким количеством хвалебных слов, что Тони стало понятно, что вслед за этим на него выльют ушат дерьма. Ему предложили работать в «Эр Франс», как он и просил, но… в качестве представителя компании по связям с общественностью!

Но хуже всего не то, что они подтерлись его десятилетним послужным списком и опытом пилота-профессионала. Самое ужасное, что он это предложение принял.

– А правда, что ты летал на этом потрясающем русском чуде техники?

– «Туполев»! – оживляется Тони. – Невероятный аппарат, только слишком большой. Восемьдесят пассажиров вмещает! Можете представить себе это безумие? Теперь все стремятся создавать государственные компании – все больше и больше. И самолеты строить – все больших и больших размеров. Это ошибка: большой самолет не планирует и не летает, он всего лишь прыгает с аэродрома на аэродром, будто камушек с угла на угол катапультой перекидываешь.

И хотя поначалу ему не хотелось писать для газет, в конце концов журналистская работа его захватывает и даже начинает нравиться. Редактор «Пари-Суар» предложил ему командировку в ту самую коммунистическую Россию, которая в Европе ослепляет одних и отвращает других: он расскажет всем, что там увидит.

Ему удалось получить право стать первым иностранцем, поднявшимся на борт жемчужины авиации страны – огромного пассажирского самолета, заставившего разинуть рты весь мир.

– Настоящий летающий отель весом сорок две тонны.

И продолжается рассказ о России, а Клермон зачарованно слушает, пока на квартал Сен-Жермен не спускается ночь.

А по дороге домой Тони в голову снова лезут мысли о финансовых проблемах. Жалованье пиарщика в «Эр Франс» не больше чаевых. Консуэло, да и ему самому, хоть он от этого и мучается угрызениями совести, нужно выходить, ужинать в хороших ресторанах, платить за аренду квартиры, наверное, слишком для них большой, ходить на театральные премьеры и даже чинить «Бугатти», который уже несколько недель ездит со сломанной дверцей, подвязанной веревкой. Сломанные дверцы его жизни подвязаны веревками уже некоторое время.

Когда он приходит домой, Консуэло его ждет. Она злится, и это сердитое выражение делает ее еще более любимой. Она нервно курит.

– Уже почти стемнело, Тони! – раздается ее крик, едва он появляется на пороге.

– Это случается каждый день, любовь моя.

– Я ненавижу твою иронию!

– А что случилось?

– Попроси консьержа, пусть сходит и купит свечи. Нам отключили свет за неуплату. А у меня прекрасная картина не закончена, брошена на полдороге!

Он предлагает Консуэло конфетку в красивой обертке.

– Через три дня я лечу в Сайгон. Все утрясется.

Она успокаивается. Расцветает улыбкой.

– А прямо сейчас ты не можешь попросить аванс?

– Я уже просил аванс у «Пари-Суар» за эту статью. Нельзя же просить второй раз.

– Давай я попрошу.

– Не пойдешь же ты в газету просить второй аванс!

Она лукаво глядит на него. Естественно, она сможет и точно получит в два раза больше, чем ее муж.

С главным редактором он заключил договор на серию эксклюзивных материалов о перелете Париж – Сайгон, цель которого – побить мировой рекорд по скорости.