В ожидании августа

… Я пришел к ней и сказал, что не могу больше без нее, и будет ли она ждать меня из армии. Мила ответила, чтобы я посоветовался с родителями, поухаживал за ней, хотя бы немного. «Я должна привыкнуть к тебе, – сказала она. – А там примем решение». Но эта показная холодность разбивалась о наши жаркие встречи в постели. Мне никогда, ни с кем не было так хорошо, уютно, страстно. И я полностью захватил ее своей неуемной, ненасытной энергией. Она уже не могла без меня, моих ласк и поцелуев, без стонов и, чтобы не разбудить соседей по общежитским комнатам, без сдавленных криков. Я все чаще стал провожать Леню в ночную лабораторию НИИ «Стройконструкция»: ему всегда были нужны деньги, и он с удовольствием перехватывал мои дежурства. Третья койка в комнате, на наше счастье, была свободной.

Служить в армию я пошел женатым: моя жена Людмила Константиновна Ермолова (в девичестве – Гусева) к этому времени была на четвертом месяце беременности. Вот так естественно и просто все разрешилось. Старший сын родился, когда я уже получил звание младшего сержанта. Приехал на побывку, дали мне из-за малости моей службы всего пять дней. «Ну, два выходных еще прихвати. Но в понедельник, к 8-00, как штык!», – сказал миролюбиво старшина роты. – Я с ротным договорился. Поцелуй сына от имени всей нашей роты. Ты – молодец, сержант! Вот так надо служить».

Мила была замотанная, но вся светилась. Она любила меня, наверное, больше, чем я ее. Хотя я так ее любил, что на первых порах в армии не находил себе места. Она металась между мной и сыном, ночью, когда малыш спал, мы разговаривали. Я говорил, что пойду сразу в газету, буду зарабатывать, а с институтом год-другой потянем, успею закончить. Она была категорически против: только учеба. В этом ее поддерживали родители. А моя мама говорила:

– Ничего, сообща – вытянем и сына, и учебу. Работай внештатно, зарабатывай гонорар…

Потом я гладил ее белое, мягкое, ставшее после родов округлое тело и не мог налюбоваться женственностью, которую оно приобрело. По сравнению с ней, я так и оставался пацаном, на чью голову вдруг свалилось отцовство. Нет, конечно, сына я любил, просто обожал, но через пять…, четыре…, три и т.д. дней мне надо было возвращаться в часть. И прощай моя молодая семья еще на два года. Я думал, что от этой мысли сойду с ума.

Опять помогла жена, вернула мне силы, а, главное, надежду, когда твердо сказала, что если вырвешься в отпуск к моменту окончания ее проблем и женских запретов, то с рождением второго ребенка меня отпустят домой. Я не смог вырваться домой. Тогда Мила приехала ко мне всего на сутки: малыша нельзя было надолго оставлять без матери. Сняла дом в деревне, и мы любили друг друга, страшно вспомнить, сколько раз, и не предохранялись, и бесконечно «улетали». Но тогда Господь не дал нам ребенка. В дальнейшей нашей жизни это счастье случилось только через пять лет.

Так вот и набралось 30 лет супружеской жизни, перевалили серебряный юбилей. «Людмила–Мила-Милка (как у Толстого в повести о породистой красавице – охотничьей собаке Милке). Что я тебе скажу сегодня? – думал я, трясясь на рельсовых стыках линии метро. – Скажу, что очень люблю тебя. И что мы никогда не расстанемся до самой смерти. Ни при каких обстоятельствах… Сейчас я наведу ванную с отварами, возьму тебя маленькую, с больными ножками и отнесу в это лекарственное царство… Потом насухо вытру полотенцем и снова понесу на руках в постель… А потом ты будешь моя, любимая женщина… Пропади пропадом эти ревматизмы! Вот же гадость: на машине ездить может, ходить, передвигаться – нет…»

Гнусавый голос объявил мою остановку следующей. Я скомандовал себе: «Все, встал, собрался, домой! К больной, старой, но моей любимой жене!..».

Глава – 9.

Мы обеспечили тылы, нашли алиби и встретились с Юлией на скамейке у памятника Великому доктору. В парк нельзя было идти: слишком излюбленное место прогулок нашего брата – чиновничества из комитета. Пошли по тихим улочкам. Концовка жаркого лета напугала горожан несколькими прохладными дождливыми днями, и вот сразу упало на их головы теплое, ласковое Бабье лето. Мы даже не успели переодеться в осенние одежды для холодов.

Юля несла пыльник на руке, на ладони болтался ремешок небольшой сумочки. Походка «от бедра», опять легкое шелковое платье светло-вишневого цвета, косынка папирусного оттенка и туфли на неизменных высоких каблуках. Только сегодня они были под цвет платья – темно-вишневыми.