В ожидании августа

– Заберешь все бумаги и к нему в холдинг. Вот телефон, завтра, перед выездом, позвонишь. Он закажет пропуск. Кроме обеда, он весь день будет в кабинете. Ну, умница я? Целуй меня…

– Юль, сейчас войдут сотрудники… Двое-трое вообще не ходят на обед, просто гуляют этот час, а так пьют чай с сухарями… Но я с удовольствием тебя расцелую в нашем местечке…

– Нет-нет-нет, больше никаких уголков! – И она достала из сумочки ключи. – Только на квартире, цивилизовано… Вот, смотри, какая я умница… – И уже другим тоном, другим голосом, другой интонацией:

– Сделай все, чтобы папа не заподозрил наши отношения. Он мне голову оторвет…

Дверь открылась, вошел Щеголев. И с порога:

– Здравствуйте, Андрей Юрьевич! Как ваш зуб?

Юля недоуменно посмотрела на меня, пошла к своему рабочему столу.

Глава -11.

Почти три года мы спим в разных постелях и в разных комнатах. Спальню с огромной двух с половиной метровой кроватью я отдал жене. Хотя она сопротивлялась, говорила, что ей на разборном диване удобнее, особенно днем, когда я на работе, он жестче, ниже, ей легче вставать и добираться до туалета. От памперсов, био- и прочей дребедени она отказывалась наотрез:

– Еще не время… Хотя, я чувствую, боюсь и умираю от того, что это время приходит.

– Давай поедем к берберам, – шутил я, – они вообще не знают, что такое болезнь суставов и прочая хренотень. Вот, я был у туркмен, у них – 330 дней в году – солнце, влаги – граммы, никакого ревматизма…

Я, конечно, лукавил: уже знал, что дело не в ревматизме, что у жены тяжелая болезнь костей… И, она, естественно, знала об этом. Но мы старались не касаться этой темы, Во всяком случае, она молчала после посещения врачей на дому, даже после ЦКБ (Центральная клиническая больница). И я не говорил об этом, стараясь не травмировать ее лишний раз. В поликлинике, по моей инициативе, много чего рассказали о болезни моей жены. Возраст, нагрузки, перенесенные в молодости, поздние роды второго ребенка, крайне тяжелые и опасные, – все это способствовало развитию болезни. Сейчас дело обстоит лучше: вот здесь геронтология играет свою положительную роль: процессы как бы замирают, останавливаются. Мне сказали, что у некоторых пожилых людей, у тех, кому под 70, раковый процесс без особых осложнений тянется 15-20 лет. Его только нельзя провоцировать. У жены, слава Богу, не рак. Для нее, конечно, лучше было бы поменять климат на сухой и жаркий.

Я приценивался к Анапскому району Кубани, там более 300 солнечных дней. Не потянул на дачу, на дом с участком, тем более. Цены зашкаливают за 200 тысяч у.е. Есть халупы, но как-то не хочется превращаться в приморских бомжей. Говорил со старыми товарищами, которые обосновались там при бывших пионерских лагерях, превращенных в дома отдыха с посуточным расчетом. Это стал их бизнес, доходное место. Они готовы забирать жену с апреля по октябрь за очень умеренную плату. Мила – ни в какую. Говорит, что я, именно я, а не она, без нее пропаду. Наверное, она права. Я страшно домашний и привыкающий к близким людям человек. Стал бы дергаться, мучиться, звонить без конца, писать письма, срываться на самолет или поезд и мчаться туда, к ней. Это точно, не ходи к гадалке…

Ужинали мы вместе из того, что я накануне вечером готовил на обед. Мила, как правило, без меня не обедала. Я ставил ей на приставную тумбочку «брейковский» термос с вечно горячим чаем, варенье, постное печенье, сухарики, мармелад, мед, много всяких орешков. На второй тумбочке, стало быть моей, лежали книги, журналы, газеты. И, если приваливало такое счастье, то бумажные варианты верстки из издательства. Интересно тогда вела себя моя половина: она надевала очки, явно к моему приходу брала листочки верстки, на меня почти не обращала внимания, говорила:

– Я поужинаю попозже, срочная, безотлагательная работа…

Тогда я заваливался прямо в костюме к ней в постель, стараясь не задеть гибкие пластмассовые растяжки, надетые на ее ноги, снимал с нее очки и начинал целовать глаза, губы, раздвигал ажурные кружева под халатом и целовал груди, прекрасно сохранившие форму. Она возмущалась, старалась отодвинуть меня, говоря, что я помну бумажные листочки:

– А это работа, милый мой…

– К черту работу, я хочу свою жену, мою любимую девочку! – урчал я, не отрываясь от ее грудей.