В ожидании августа

Второе. Уйти сразу к аудитору не получится: хоть и знает меня Ленсков, но я месяц всего проработал в отделе. Для чего тогда увольняли старого профессионального начальника? Под мой приход, ежу понятно. Значит, придется сколько-то времени работать и хорошо работать. Ну, ладно, это для меня не причина для беспокойства, как-нибудь справимся.

Другой вариант: ее отец расчистит поле для создания полноценной пресс-службы, поможет ее сформировать, пробьет меня руководителем… Вот тогда его чадо, амбициозное и не глупое, и даже, ой-ей-ей, как умеющее работать, покажет и себя, и кузькину мать. Она, конечно, через год, максимум, и меня вышвырнет из начальников. Но год-то я все-таки буду рядом с этой женщиной…

Значит, надо исподволь прокачивать вариант с аудитором, чтобы он потянул с закрытием вакансии, чтобы очень захотел меня заполучить. Ведь, он тоже, как все они, амбициозный, ему тоже нужен не просто руководитель его административного аппарата. Ему и пресс-секретарь нужен, и ньюсмейкер, и спичрайтер. Вот это то, что надо.

Теперь о семье. Уже знают про жену. Ну, что делать, это жизнь! Поликлиника у нас одна, а меня там знавали не только начальником отдела в Комитете. Поэтому мои перемещения не вверх, а по горизонтали и вниз развязывают языки… Люди чувствуют меньше ответственности, если в них меньше, чего… страха. Надо придумать краткий треп, типа: сейчас, к сожалению, ухудшение здоровья, надо лечить серьезно, ездить, как минимум, два раза в год на грязи и т.д., и т.п. Поэтому в Комитете проще, чем в Совмине, помочь жене. И ей так спокойнее, когда я не в командировках по 100 дней в году.

«А, в общем-то, я могу и послать всех! Очень даже далеко. Моя семья никак не сказывается на моей работе? Нет. Что еще и кому надо? – Я вдруг так явственно представил лицо жены, что мне стало невыносимо жалко ее, стало так больно за нее, что на глазах чуть не выступили слезы. – Мила-Милка, когда все стало плохо? У классной спортсменки – лыжницы стала так стремительно и ужасно развиваться болезнь ног, что по 2-3 месяца весной и осенью она практически не ходит.

Я возил ее не только в поликлинику на процедуры. Я, практически, закончил с ней по второму разу автошколу, купил вполне приличную, хоть и подержанную, машину «Гольф», и она стала ездить. Ходила даже на костылях плохо, а ездила прекрасно. Думаю, что лучше меня, потому что последние 15-17 лет, с маленькими перерывами, у меня всегда была персональная машина.

Меня мучила семейная ситуация, но, отнюдь, не тяготила. Я никогда ни о чем не жалел, тем более, о женитьбе. До сих пор, как-только вспоминаю, как мучается моя жена, готов носить ее на руках… И ношу, даже с удовольствием. Делаю ванны с травами, несу голую жену из спальни, целую ее груди… Она искренне рада, смеется… Сажаю ее в ванную, регулирую воду, усаживаюсь сам на маленькую табуретку рядом и начинаю читать вслух. Этот месяц я читал Гюнтера Грасса. До него – южноафриканца Кутзею. Причем, жена это все уже прочитала, тихонько подложила эти книги мне на тумбочку у кровати.

Она – прирожденный «слуховой» редактор. Вранье дикторов радио или телевидения, небрежность, более того, неграмотность молодых продвинутых авторов в своих нетленках, вызывает у нее профессиональную аллергию. И, надо же, какая несправедливость, она больная сидит дома, лишь изредка подруги из издательства привозят ей 1-2 книги на редактирование. Но она счастлива даже маленькой толике: это работа – ощущение того, что ты еще кому-то нужен. Во-вторых, это заработок к пенсии. А сейчас, когда я получаю как младший начальствующий чиновник, – в этом есть вопрос. Но самое главное, конечно, в другом: жена при деле.

На детей пока мало надежды, они сами только-только начали вставать на ноги: старший преподает в вузе, младший – в этом году закончил университет. Но мы, собственно, не денег, не материальной помощи ждем от них. У меня кое-какие проценты набегают от старых накоплений в банке, примерно, пол оклада в месяц получается. Жена это знает, я внушил ей, что это Господь посылает ей на лекарства. И она перестала нервничать и дергаться. Это ее заработок (лишь бы наши волки снова не разрушили мирную жизнь, не разворовали все, не довели страну до нового дефолта). Дети не понимают другого: внимание, чуткость, забота – лечат не хуже лекарств. Они редко заезжают к нам, даже звонят нерегулярно… Жаль, считаю, что в этом есть и моя вина тоже…»

Так, размышляя, я дошел до родных пенатов. Павел собирался на обед, помахал мне рукой, кивнул, будто спросил: «Ну, как с зубом?». Я кивнул в ответ: мол, все в порядке.

– На обед тебе нельзя, так? – сказал Павел, подходя к моему столу. Тогда попозже попей чаю из нашего агрегата. Тамара все приготовит, – и он направился на выход.

– Спасибо, Паша, ты – настоящий товарищ!

– А я? – Спросила Тамара, остановившись у моего стола.

– Что бы я без вас делал, серьезно…

– Хорошо, расплатитесь позже, за все сразу… А сейчас слушайте. На кофе-брейках бывали?