– Прости, я не знал… Ведь Коля был моложе меня, – Константин Георгиевич надолго задумался. Мы тоже молчали, а Ната незаметно ушла в свою комнату, видимо, переодеваться. Вдруг генерал заговорил несколько осипшим голосом, – я знал его по Совмину, слышал о нём самые лестные отзывы. Но познакомились мы только вначале лета, ещё до ГКЧП. Я принёс тезисы выступления премьер-министра на совещании руководителей органов гражданской обороны. Мы с ним часа два – три буквально "оживляли" этот доклад, он постоянно просил примеры из жизни, имена людей, буквально заставлял меня усилить критику в адрес регионов. Так что мы выстрадали этот доклад. Но мы ещё вернёмся к разговору… Разрешите, буду называть вас по имени, ибо вы годитесь мне во внуки. А меня зовут Константин Георгиевич Березин, генерал – полковник, пенсионер. Запомнить легко: Жукова звали Георгий Константинович, меня – наоборот…
– Дедушка, говорю, пользуюсь передышкой: хочу подарить тебе здоровых, настоящих деревенских котят! – Наталья уже успела переодеться, спустилась со ступенек террасы, где на земле так и стояла бельевая корзина, – и вообще: я вас с бабушкой так люблю и так соскучилась, что нет слов.
– Постой, Ната! Какие ещё котята? Мы только избавились от паршивцев, которые мучили Милку, а ты – мочало-мочало, начинай всё сначала? Каких-то котят привезла. Сколько их и что мы будем с ними делать?
Наталья Савельевна поняла, что момент внучкой выбран не самый удачный, вместе с корзиной прошла на кухню, успев сказать:
– Обед готов. Прошу садиться за стол, а то всё остынет.
***
После довольно скромного застолья, поскольку мужчин к обеду не ждали, наваристого борща да картофельного пюре с куриными котлетами, а также пары рюмок водки нам с дедом, домашней наливочки для бабушки и компота для водителя и Наты, Константин Георгиевич пожелал пообщаться с внучкой. А я, извинившись перед Натальей Савельевной, вышел во двор и присел на скамейку: по правде сказать, генерал несколькими фразами забил мне в башку такие гвозди, что теперь придётся ещё не раз возвращаться к нашему с ним разговору. Перескажу вкратце суть его небольших монологов. Конечно, сам факт, что я внук человека, с которым он работал, встречался и не раз разговаривал и которого, судя по всему, он искренне уважал и ценил, несколько возбудил генерала. Он переносил ту ситуацию, которую они пережили когда-то с моим дедом, на меня, поэтому нередко задавал вопросы, на которые я никогда бы не ответил:
– Скажи, почему Николай не смог убедить премьера в августовские дни, чтобы тот взял власть в свои руки? Ведь он до последней минуты его ареста держал с ним связь, люди Караванова, я знаю это точно, находились рядом с ним? Испугался? Но твой дед уже потом, при нашей личной встрече, когда закончились его допросы обезумевшими от крови прокурорами и следователями, говорил, что было достаточно одной команды Совмина, чтобы и от ГКЧП, и от пьяных защитников дома на набережной ничего бы не осталось. Причём тихо – мирно, без единой капли крови: за два-три часа все близлежащие кварталы были бы заполнены рабочими самой столицы и соседних областей. Работяги заводов и фабрик, железнодорожники, селяне, строители и водители из десятка регионов держали "под парами" сотни автобусов, чтобы добровольно поехать на освобождение Совмина и законного советского правительства. Пойми, Саша, Совмин – был единственным легитимным и до последней минуты работающим органом власти в стране. И как же бездарно всё закончилось с нашей великой родиной, её народом, и как же можно было одним предать его, вторым – обмануть "бесплатным сыром в мышеловке…" – генерал готов был заплакать, столько трагедии и горя было в его голосе.
Второе, что я понял со всей определённостью: его непосредственный начальник, курирующий в правительстве гражданскую оборону, "ушёл, как выразился генерал, в отключку". И тут были или очевидная трусость, или предательство. А без приказа начальника его боевой заместитель – генерал не мог отдать свой приказ военным на проход по подземным катакомбам в здание на набережной и последующего его освобождения от толпы. Он хотел разыскать премьер-министра и получить от него приказ о нейтрализации главарей мятежа. Ведь они пытались поднять народ против советской власти и законного правительства страны. Но возможностей сделать это у него не оказалось, хотя на своей служебной "Волге" он спокойно разъезжал по улицам города, матерился на московскую милицию за её трусливое бездействие, пытался прорваться в КГБ на Лубянке, где генерал Ватников посоветовал ему выпить стакана два водки и успокоиться. "Всё под контролем! – заверил он коллегу, – даю слово боевого генерала!" Поверил или хотел поверить, сейчас трудно сказать, но все годы после своей добровольной отставки Константин Георгиевич мучается больной совестью.