В ожидании счастливой встречи

Мария побежала по делам, а Сергей вышел на тракт ловить попутную машину.

— Не подвезешь? — остановил он полуторку.

— Садись, — сразу согласился шофер. — В Танзой? К кому, если не секрет?..

Сергей сказал.

— К Валдаю Бадмаевичу, как не знать, по матери родственник. А вы кто им будете?

— Брат жены.

— Не Агапов?

— Он.

— Только не разберу, какой из братьев?

— Старший, — подсказал Сергей.

— Евон оно что.

Ехали через перевал, и шофер все интересовался, как да что. Почему же не отпускают из армии народ и почему танков не подбросят, на танках тоже можно пахать…

Подкатили к дому Валдая. За домом горели костры, горько пахло смолой, на стапелях стояли две селенгинки. Одна поменьше, с высоко задранным носом, как прижаренная ореховая скорлупа, смоленая; другая побольше, но только еще в каркасе. Валдай возился у селенгинки. Вокруг него бегали черноголовые, как спелые подсолнухи, ребятишки. Валдай, увидев Сергея, отложил доску и поглядел из-под руки, а потом бросился к Сергею, выбрасывая вперед деревяшку.

— Ты пошто, Серешха, тахой — не отстучал по почте…

На голоса выбежала и Маруся.

— Батюшки, никак Сергей?!

Три дня Сергея не отпускали. Он помогал делать лодку, дорвался до топора, хотя и топор и стружек плохо слушались его. Но селенгинка выходила прогонистой.

Валдай работал так азартно, будто от его селенгинки зависела судьба всех. Движения его уверенны и четки: приставит доску, зайдет с кормы и целится. Выбирает со стеллажа доску тщательно, найдет нужную, белую и длинную как лыко, без сучка, огладит, ощупает на сто рядов тесину, потом одним концом заведет в паз носовой части. Сергей помогает изгибать тесину и тянуть по шпангоутам от носа к корме. И так по доске набирают борт, внахлест, пригоняют и деревянными гвоздями, обмакнув их в горшок с рыбьим клеем, пришивают «ласты» к шпангоутам. Если доска не проходит, они ее на силу берут. Руки у Валдая — что железные клещи.

— И-и… — скручивает он кедровую пластину, и в этом долгом «и» Сергей слышит и голос Алтая, когда нахаживали сети. Если тесина даст трещину — такую доску долой. Валдай, как скульптор, в фартуке — Сергей видел на одной станции одного в фартуке, он лепил памятник воину; так и Валдай, только вместо ноги у него деревяшка с резиновым набалдашником.

За обедом Валдай опять приступил к Сергею:

— Оставайся, Серешха, хартошка есть, рыбы добудем…

Маруся ищет заделье для брата, хоть бы на день оставить, и все подкладывает ему, подливает.

— В отпуск приеду, — обещает Сергей.

— Приезжай, дядя Сергей, — в голос откликаются ребятишки.

— Вот уже и дядя Сергей, а там и дед, — посмеивается Сергей.

Провожали Сергея до дороги всей семьей. Маруся из зыбки взяла маленького, Дорогой Сергей спросил Валдая про Фатеева.

— В Баргузине на «Губошлепе» все с дядей Митей орудуют.

— Хорошо-то как у вас тут — степь, горы, на солонцы бы сходить.

— Зверя тьма наплодилось, пойдем, — с надеждой сказал Валдай.

Сергей промолчал. Простился с ребятами за руку, поцеловал Марусю и сел в переполненный автобус. Ему наперебой уступали место и пожилые и дети.

— Постою, не беспокойтесь, на своих ногах.

Сергей бы и деревню Марии проехал со своими думами, если бы не вспомнил про невесту. Любопытство брало свое. День-два еще есть в запасе. «Мария зря не станет хвалить. А что здесь особенного? Поиграю на вечерке, повеселю девчат».

— Правильно сделал, Сережа, что заехал. Тот раз и опомниться не успела. Папаня приехал. Поглядел мое хозяйство и сразу за топор. И в дом не дозовешься, на колхозном стане все — колеса, сани, хомуты… С его-то ногой. — Мария заплакала.

Сергей первый раз видел сестру в слезах. Изба теперь выглядела обжитой. На полу домотканые половики и занавески, герань в горшках на подоконниках.

— Бабы натаскали, — перехватила Мария взгляд Сергея. — Мой руки да садись за стол.

Сказала так, как мама когда-то говорила — со вздохом. На улице послышался бег ребячьих ног, и мальчишеский голос прокричал:

— Марья Кузьминична, а Марья Кузьминична!

— Садись, — приставила Мария табуретку, — я сейчас.

— Гошка, ты коня поставь, — с крыльца приказывала Мария, — а сам лети к Ермилову, попроси дядю Ивана, пусть третье звено на овощехранилище ставит, а я сейчас.

Она вбежала в кухню, сняла на ходу с гвоздя телогрейку.

— Ты, Сережа, ешь, пей, а я к вечеру вернусь, в МТС я. Если не посадят, к вечеру буду.

— Да ты что, Мария, — встревожился Сергей и заслонил собой дверь.

— А что, на самом деле обдираловка. Обидно, Сергей. Колхоз потом умывается, а директор МТС одиннадцать га примерил, откуда? Кого грабит? И так штаны не держатся, — показала рукой Мария. — Я ему повыдергаю ноги, — погрозила она кулаком, — этому плешивому. — И по тому, каким недобрым огнем полыхнули глаза сестры, Сергей подумал: «Выдернет».

— Ты бы не заводилась, тебе что, больше всех надо?

— А кто, по-твоему, должен заводиться? — не дала досказать сестра. — Я не буду заводиться, ты не будешь, в тину полезем… Нет, дорогой брат, надо заводиться, когда правде руки выкручивают… — И бух дверью.