В ожидании счастливой встречи

— Присаживайтесь к огоньку. — Жильцов снял куртку и разбросил на мох: — Прошу! А вы, Игорь, — Жильцов взял из рук Валерия лопату и передал Милентьеву, — нагуляйте-ка аппетит.

— Это можно. — Милентьев взял лопату, засучил рукава и с силой ударил в мох. И лопата тут же отозвалась звоном. — Стоп, стоп. — Милентьев упал перед лопатой на колени, протер толстые стекла очков и стал руками срывать мох и словно дорогую находку поднял камень величиной с картофелину. Не удержался и Яшкин и тоже стал разрывать мох.

— Ну вот, чтобы ничего не делать самому, требуется дьявольская изобретательность, — посматривая, как увлеченно Милентьев ищет в земле камни, сказал Егор Акимович. — А вы, ребята, мойте руки. — Он достал из кармана газету, мешочек с солью.

Парни как по команде бросились к ручью. Сазонова еще заметила, как Котов многозначительно глянул на Егора, на нее и побежал, обгоняя всех. Пока парни терли песком и прошлогодней травой руки, Егор Акимович прутиком из-под ведра выколупнул румяную с пригаринкой картофелину, перебросил ее с руки на руку, постудил, положил на газету.

— Разговляйтесь, Татьяна Сергеевна.

Сазоновой видно было сквозь деревья, как блестит ручей, слышно, как плещутся парни, как вкусно пахнет «печенка». К костру подошли Яшкин и Милентьев. Егор Акимович разгреб костер и, помогая лопатой, ловко подхватил ведро и вытряхнул картошку на газету. Румяные клубни, словно цыплята, побежали по газете.

— Ловите, ловите жар-птицу.

Милентьев поймал картофелину, подбежали с ручья монтажники, расхватали картошку, и все уселись в тесный круг.

Милентьев потер очки, посыпал солью рассыпчатую белую картошину, поднял ее над головой.

— За прекрасное место, за новую строительную площадку, и все это возможным сделала наша замечательная картошка.

— Ура! Ур-ра! — крикнула дружная компания…

Егор Акимович набил картошкой второе ведро.

По дороге в поселок Яшкин внес предложение послать Фомичеву телеграмму… Ответ не заставил долго ждать. И был он лаконичен до предела: «Вопрос выемки торфов согласован. Стройте на подсыпках. Прекратите заниматься самодеятельностью. Фомичев». И эта «резолюция» была вполне закономерна. Все понимали, чего стоило Фомичеву защитить проект по выемке торфов и обратной засыпке. И когда вопрос уже решен и еще не высохли чернила от подписей под проектом, надо идти на попятную, отрабатывать задний ход. Это, мягко говоря, несерьезно. Тем более новое предложение не подкреплено ни техническими данными, ни инженерными выкладками, ни убедительными аргументами. Поэтому Сазонова предложила свой план: как только приедет Фомичев, «подсунуть» ему новую площадку, и пусть он сам примет решение. Характер Фомичева она знала хорошо.

Через пять дней Фомичев вернулся с утвержденным проектом. А два месяца назад попала стройка в Директивы съезда. Гидростроителям была обещана техника. Огорчало болото.

— Но куда мы лезем?

Фомичев не мог примириться с болотом. Сазонова заметила, что раз проект утвержден, то тут уж ничего не попишешь. Фомичев при ее словах недовольно поморщился.

— Мостить рублями эту гать тоже не дело. Была бы площадка, можно было бы бросить эту прорву. Глаза бы не глядели, как бульдозер по самую трубу зарывается в трясине. — Фомичев хотел напомнить о телеграмме и расспросить о площадке, но раз при этих словах они промолчали, значит, нет площадки и не стоит людей дергать.

И в этот же день, девятого мая, в День Победы, — и день-то выдался сияющий — собрались все вновь на поляне у стремительного студеного ручья. На буграх топорщилась вишневая прошлогодняя брусника, дымила синевой северная карликовая березка. Легко и глубоко дышалось настоянным на почках и на снегу воздухом. Владимир Николаевич в кремовой безрукавке блаженствовал.

— Теперь ни за что не поеду в Москву. Смотрите, какой прекрасный лес, а воздух — разве сравнишь с московским.

Пока Фомичев восторгался природой, после московской запарки, Сазонова расстелила на мху белоснежную скатерть. Яшкин раскрывал банки с зеленым горошком, с красным перцем, колбасным фаршем, печенью трески, морской капустой, банки, банки, банки… Милентьев вынул из рюкзака пару бутылок шампанского и поставил охлаждать в говорливый, холодный до ломоты в руках ручей.

— Вот бы где построить поселок, великое место, — не переставал восхищаться Фомичев.

— Это только сверху, а копни… — подзадоривала его Сазонова.

— А что, давайте попробуем покопаем…

Откуда-то взялась и лопата. Фомичев поплевал на руки и принялся за работу.

— Видали! — крикнул он, подсекая и скатывая рулон дерна, под которым лежал гравий.

Фомичев смахнул рукой со лба пот.

— Товарищи, да это клад, честное слово. — И он взялся копать землю то в одном, то в другом месте. Наконец умаялся, сел на пень. — Два дня вам сроку — геологию мне на стол, — непререкаемо заявил он Яшкину и, не давая ему возразить, добавил: — Если понадобится, полечу в Москву, буду доказывать и докажу. — Фомичев встал. — Чтобы ни одного кустика мне не попортить, — окинул он великолепный лесной массив. — Нарезать скверы, зеленую зону.