Читаем В ожидании счастливой встречи полностью

Торопливо бегут, мягко и неприметно для слуха и словно на заячьих лапах дни за днями, день да ночь — сутки прочь. И в сумятице, торопливости этих дней время бесшумно, тихо, словно охотник за зверем, застает тебя врасплох. Так подступил и свалился словно снег на голову гидростроителей проект на постройку моста через Колыму. А все, казалось, шло по намеченному годами пути. Как считали строители, где-то там, на материке, специализированные мостостроительные организации разработали проекты, заготовили металлоконструкции и в один прекрасный день объявятся на реке Колыме. Трудовой порыв — и перекинут через Колыму мост, и получай, гидростроители, завози оборудование, трансформаторы, монтируй агрегаты и пускай гидростанцию в установленные правительством сроки. И казалось, жизнь моста скрывалась где-то тут, рядом, за поворотом, и строители ждали и надеялись: не сегодня завтра покажется груженый автопоезд с металлоконструкциями, всевозможными приспособлениями для возведения моста. Но автопоезд все не шел и не шел. Проглядели все глаза и стали уже терять надежду. И вот когда осталось считанное время, меньше двух лет, до пуска гидростанции, первых ее агрегатов, строителям выдали проект на постройку моста и сказали: стройте сами.

Строители забили тревогу. По проекту мост должен ползти с одного берега на другой восемнадцать месяцев. Даже с крепкими нервами люди впадали в отчаяние.


Фомичев гулко ходил по кабинету, то и дело задевая палас негнувшимися ногами. Он, казалось, с усилием отбросил какую-то мысль и наконец остановился перед Милентьевым, облизывая языком пересохшие губы.

— Мы отказываемся возводить мост на пилонах — методом надвижки. Заменим надвижку плотиной и на ней соберем мост. Ступай к себе отдохни, завтра поговорим.

Милентьев уловил мысль Фомичева, и река перед ним обнажилась, он увидел дно, лед, плотину и мост на этой насыпи.

— Зачем завтра, можно сегодня поговорить, — с заметной дрожью в голосе возразил Милентьев.

— Хорошо! — согласился Фомичев и снова заходил из угла в угол. И Милентьев глазами следил за Фомичевым, но уже заинтересованно. И ждал, и снова возвращалась потерянная надежда. Фомичев в очередной раз уже было прошел мимо Милентьева, но тут же резко вернулся и, как бы продолжая спорить или мыслить вслух, с нажимом сказал: — Как только мост обопрется на опорные быки, тут же убрать насыпь. Всю эту работу я рассчитываю осилить за четыре месяца, до паводков, вместо восемнадцати. — От его острого лица на секунду отхлынула кровь, и оно стало прозрачно-бледным. — Садись, — он ткнул пальцем на стул, хотя Милентьев и так сидел. — Будем разрабатывать проект по установке моста.

Милентьев встал, но почувствовал, что пол уходит из-под ног, снова опустился на стул. Фомичев не заметил, что Милентьеву плохо, продолжал свое:

— Войдем со своим предложением в проектную организацию. Придется, Игорь Александрович, не поспать, весь свой отдел настропали, — и взял сигарету.

— Мне можно идти? — спросил Милентьев и встал.

Фомичев видел, как Милентьев непослушными ногами шел к двери, и подумал: «Надо бы мужика не за проект усаживать, а на недельку отпустить на охоту, пусть бы с ружьишком побродил или посидел бы на свежем воздухе, окуней из лунки подергал на озере».

Фомичев подровнял около стола стулья, вытряхнул в урну пепельницу.

«Ну да ладно, — успокоил он себя, — отстрадуемся — на месяц отпущу его на волю, пусть хоть рыбачит, хоть на лыжах катается — не буду трогать».

Фомичев взял со стола пепельницу, потушил свет и сел в глубокое мягкое кресло. Огонек сигареты вздрагивал, светился, многоступенчато отражаясь в черно-синем оконном проеме.


Работа над проектом моста захватила не только Фомичева и технический отдел, подключились и производственники, плановики, и даже бухгалтерия. Все управление строительством крутило арифмометры, бряцало счетами, рисовало, чертило. Ездили на карьеры, смотрели грунт, долбили на реке лед. Измеряли, изучали. Наконец проект осилили. Снесли все бумаги в кабинет Фомичеву, на большом столе разложили. Отобрали нужное. Запечатали свои расчеты в большой из плотной коричневой бумаги пакет, залили сургучом, поставили гербовые печати по углам и одну печать посередине и послали в Ленинград, в институт Ленгидропроект им. Я. С. Жука.

Милентьев в этот день красным фломастером округлил в настольном календаре дату и никак не мог успокоиться. «А вдруг пакет не дойдет, — ловил он себя на мысли. — Но куда ему деться, не было еще случая, чтобы терялись ценные бумаги», — успокаивал он себя, но все равно было тревожно: вдруг потеряется, а копии нет. И каждый раз, едва переступив порог, вместо приветствия спрашивал у секретаря:

— Нет ничего?

Милентьев уже девять красных кружков нарисовал на своем календаре, десятый он заштриховал черным карандашом. Не выдержал и Фомичев: вызвал к себе Милентьева.

— Напишите еще, потребуйте! Надо же нам знать истину в конце концов… — Фомичев задумался. — Неужто по дороге застрял пакет. Или затеряли в институте. Тут что-то не так. Как ты думаешь, Игорь Александрович?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
Вдова
Вдова

В романе, принадлежащем перу тульской писательницы Н.Парыгиной, прослеживается жизненный путь Дарьи Костроминой, которая пришла из деревни на строительство одного из первых в стране заводов тяжелой индустрии. В грозные годы войны она вместе с другими женщинами по заданию Комитета обороны принимает участие в эвакуации оборудования в Сибирь, где в ту пору ковалось грозное оружие победы.Судьба Дарьи, труженицы матери, — судьба советских женщин, принявших на свои плечи по праву и долгу гражданства всю тяжесть труда военного тыла, а вместе с тем и заботы об осиротевших детях. Страницы романа — яркое повествование о суровом и славном поколении победителей. Роман «Вдова» удостоен поощрительной премии на Всесоюзном конкурсе ВЦСПС и Союза писателей СССР 1972—1974 гг. на лучшее произведение о современном советском рабочем классе. © Профиздат 1975

Виталий Витальевич Пашегоров , Ги де Мопассан , Ева Алатон , Наталья Парыгина , Тонино Гуэрра , Фиона Бартон

Проза / Советская классическая проза / Неотсортированное / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Пьесы