В ожидании сердца (Пьесы)

ЕВСЕВИЯ. Наверное, нет… Ради детей женщины прощают то, что нельзя прощать. Ладно, сама виновата: не захотела с четвертого курса в «академку» загреметь. Сначала диплом, диссертация – потом дети и пеленки. Избавилась… Иногда вспоминаю, что натворила, и от стыда горю, как на первой исповеди…

АЛАПАЕВ. А я ведь тебе говорил: рожай – потом разберемся.

ЕВСЕВИЯ. Говорил? А должен был кулаком по столу шарахнуть.

АЛАПАЕВ. Кулаком по столу у нас в семье ты стучала. Не помнишь?

ЕВСЕВИЯ. Помню. Когда игуменьей стала, очень пригодилось.

АЛАПАЕВ. А как твой монастырь называется?

ЕВСЕВИЯ. Христорождественский.

АЛАПАЕВ. Марин, скажи, только честно, ты во все это действительно веришь?

ЕВСЕВИЯ. Конечно. Как же без веры жить?

АЛАПАЕВ. Да вот живем как-то…

ЕВСЕВИЯ. Оно и видно: как-то!

АЛАПАЕВ. Ладно уж, праведница! Впрочем, комсомолкой ты тоже была идейной. А помнишь, как мы с тобой взносы всего курса пропили?

ЕВСЕВИЯ. Еще бы! Я у дедушки в долг потом еле выпросила. Он еще все удивлялся, как это можно – казенные деньги потерять!

АЛАПАЕВ. А помнишь, как в общагу рванули? Все ребята на праздники по домам разъехались. Комендантша тебя не пустила, и ты ко мне по пожарной лестнице забралась. Мы были вдвоем целых три дня. Помнишь?

ЕВСЕВИЯ. Помню.

АЛАПАЕВ. Лютик раньше времени вернулся, утром, с поезда, а мы с тобой четыре койки сдвинули…

ЕВСЕВИЯ. Знаешь, я пойду, пожалуй. Мне еще в ФХУ надо успеть…

АЛАПАЕВ. Куда?

ЕВСЕВИЯ. В финансово-хозяйственное управление Патриархии. Повидались – и ладно, рада, что жив, хоть и не здоров. Даст Бог, все обойдется. Я тебе Неусыпаемую псалтирь закажу.

АЛАПАЕВ. Что?

ЕВСЕВИЯ. Молитва такая. Очень сильная! Помогает.

АЛАПАЕВ. Погоди, Марин, мы же не допели! (ударяет по струнам, и они поют):

Не утешайте меня, мне слова не нужны.
Мне б отыскать тот ручей у янтарной сосны.
Вдруг там в тумане краснеет кусочек огня?
Вдруг у огня ожидают, представьте, меня!
Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких краях
Встретишься со мною?

ЕВСЕВИЯ. Как жена-то твоя, здорова?

АЛАПАЕВ. Которая?

ЕВСЕВИЯ. Я только ту, беременную видела.

АЛАПАЕВ. Марин, она на машине разбилась. Насмерть.

ЕВСЕВИЯ. О господи! Прости, Олег, я не знала…

АЛАПАЕВ. Ничего. Это давно было.

ЕВСЕВИЯ. Как ее звали? Помолюсь об упокоении души.

АЛАПАЕВ. Жанна.

ЕВСЕВИЯ. Значит, в крещении – Иоанна?

АЛАПАЕВ. Наверное. Я не спрашивал. Может, она вообще некрещеная была. Я потом стал этим всем интересоваться, когда мою машину на Сретенке взорвали, а я буквально на минуту опоздал – куполами отреставрированными залюбовался. Стал с тех пор на храмы деньги давать.

ЕВСЕВИЯ. И много даешь?

АЛАПАЕВ. Никто еще не обижался.

ЕВСЕВИЯ. А ребенок?

АЛАПАЕВ. Сын. Вырос.

ЕВСЕВИЯ. Чем занимается?

АЛАПАЕВ. Пьет.

ЕВСЕВИЯ. Есть в кого. Знаешь, Лапа, я вообще удивляюсь, как ты стал таким богатым! Ничто не предвещало. Лаборатория, походы, гулянки с друзьями…

АЛАПАЕВ. Вот так и разбогател. Разрешили…

ЕВСЕВИЯ. Жал, где не сеял?

АЛАПАЕВ. Как сказать. Марин, помнишь, мы после свадьбы ездили в дом отдыха? Там еще массовики-затейники устраивали бег в мешках.

ЕВСЕВИЯ. Помню.

АЛАПАЕВ. Так вот, социализм – это бег в мешках. Были в том деле свои чемпионы. А капитализм – это бег без мешков, но с пистолетами. Важно не только быстро бежать, но и метко стрелять…

ЕВСЕВИЯ. Когда ты принес первый чемодан денег, я думала, вы сберкассу ограбили… Деньги сделали тебя совсем другим…

АЛАПАЕВ. Марин, у тебя потом после меня было много мужиков?

ЕВСЕВИЯ (вставая). Лапа, ну что ты мелешь? Я же монахиня. Сына-то как зовут?

АЛАПАЕВ. Денис.

ЕВСЕВИЯ. Крещеный?

АЛАПАЕВ. А как же!

ЕВСЕВИЯ. Буду молиться за раба Божьего Дионисия. Ну, прощай, Лапа!

АЛАПАЕВ. Марин, уйдешь – не узнаешь, зачем я тебя позвал.

ЕВСЕВИЯ. А как ты меня вообще нашел?

АЛАПАЕВ. Честно? В больнице от безделья стал телевизор включать. Слушай, какую же чепуху людям показывают! Стыдно смотреть! Вдруг вижу в новостях: мать-игуменья Евсевия рассказывает, как по кирпичику монастырь строит. Присмотрелся, елки-палки: Марина Замотина!

ЕВСЕВИЯ. Мы сестринский корпус 17 века восстанавливаем, там была колония для малолетних преступников, потом склады. Строим на пожертвования. А позвал-то зачем?

АЛАПАЕВ. Понимаешь, Марин, операция будет тяжелая… Сердце поменять – это тебе не грыжу вправить. А ведь и от грыжи помирают. Но главное, поговаривают, с новым сердцем человек становится другим…

ЕВСЕВИЯ. Люди и со старым сердцем сильно меняются. Я-то видела…

АЛАПАЕВ. Нет, это не то! Вдруг все мое прошлое ампутируют – и в ведро. А ты у меня все-таки здесь… (Показывает на грудь.) Может, звучит глупо, но я захотел тебя увидеть со старым сердцем. Понимаешь?

ЕВСЕВИЯ. Понимаю. Какой же ты, Лапа, фантазер! Этим и брал…

АЛАПАЕВ. Давай на прощанье поцелуемся! По-монашески, Марина, по-монашески!

ЕВСЕВИЯ. Ох, Алапаев!