В ожидании весны

Я не хотел на ту сторону. Но пока всё перемешалось, стал озираться по сторонам, будто в ожидании встретить кого-то. Всё вокруг было как всегда: кусты, деревья, сугробы. Поваленные столбы, неповаленные столбы, торчащие из снега автомобильные шины. Снег осыпается с неба. Но вибрация всё не проходит. Кажется, если я дам ей волю, то усну прямо здесь на дороге. Найдёт ли кто меня? И замечу ли я сам, что уснул? Или так и буду брести по ней, озираясь?

Вдруг я увидел вдалеке могучую тёмную фигуру более чем двухметрового роста и почти такого же сложения в ширину. Ну, честно говоря, «увидел» – здесь не самое подходящее слово. Я могу в самых мельчайших подробностях описать, что «увидел», и в то же время я ничего не видел там, куда смотрел. Я не видел глазами там, куда смотрел. Но перед глазами вставал образ увиденного, стоило их отвести в сторону, или прикрыть. Это из тех вещей, которые «видишь» только ты сам и никто больше, разумеется, кроме тех, кто тоже «увидел». Такой только и понял бы, что я тут толкую.

Фигура стояла ко мне спиной. Широкие покатые плечи не двигались, голова слегка опущена вперёд, пояса и вообще ничего ниже плеч разглядеть невозможно, будто он накрыт тяжёлым меховым плащом. И то ли стоит, задумавшись, то ли дремлет. Могучее спокойствие исходило от него и завораживало меня. Я даже не подумал, что было бы, заметь он меня – какое ему до меня дело? Для древней былинной думы хозяина леса вся жизнь моя – всё равно что падение лепестка на землю, или звон капли об камень. Так я подумал почему-то, и отправился дальше.

Следы довели меня до ближайшего из двух заброшенных домов. Калитка валялась в стороне у дороги, забор наполовину покосился, наполовину разобран. Дверь на одной петле болтается, поскрипывая. Окна выбиты.

Осторожно, стараясь не шуметь, я проковылял по двору и поднялся на порог. Внутри дома темень тёмная. Видно только кромки выгнувшихся и вздувшихся от времени половых досок, уходящих во тьму. Тут можно и на гвоздь нарваться ржавый, и в пол провалиться, и стеклом порезаться. А то и похуже что.

Шагнул в дом – пол страшно заскрипел. Тут же раздался непонятный звук, похожий на писклявый смешок. А из тьмы на уровне пола на меня уставились два внимательных чёрных глаза. Мощная волна мурашек прокатилась по спине от поясницы до затылка и разошлась по всему телу. Я замер на месте в ужасе.

Глаза стали приближаться. Появились очертания головы, острых ушей, пасти… Так это та самая собака! И она, видать, напугалась нежданному гостю.

Я присел на колено, сложил вещи в сторону и протянул руку собаке. Та потянулась, но не решилась сразу подойти. В конце концов, после пары минут сомнений, она далась погладить и поздороваться. Даже попыталась руку облизать сквозь перчатку.

– Вот это другое дело. Ну, давай показывай, как живёшь тут.

И с хозяйским видом, стараясь не показывать (самому себе?) нерешительности, я прошёл в хату. Мебели и каких-то вещей там не было совсем. Только пол, скудно освещаемый маленькими окнами, холодный, как сама земля и покрытый сквозняками.

– Хороша хата, ничего не скажешь. Просторная будка.

Сил не осталось уже никаких, поэтому я вытащил гитару из чехла, а сам чехол постелил на пол, наподобие подстилки. Затем достал все вещи, какие есть и что мог пододел, остальное расстелил на себе для утепления. Собака смотрела на всё это, не подходя близко и склонив голову на бок.

– Спать давай, что смотришь? – я похлопал по краю чехла рядом с собой. Не поняла. – Иди, говорю, ко мне. Вдвоём теплее.

Не сразу, но всё-таки она сообразила. Подошла рядом и улеглась сначала на живот. Нос вдохнул острый запах псины. Я весь сморщился и отвернул голову, пытаясь повернут собаку спиной к себе. Наконец, она поддалась и легла удобно, чтобы мы оба могли немного согреться. В тот же момент я провалился во тьму.

ანჩისხატი – გაზაფხულიგაზაფხულიმოდის,

მართობს, სიკეკლუცისეშხითმათრობს!

გაზაფხულირანაზია,

ალმასია, ლამაზია!

რაკარგიაგაზაფხული!

ლხენითსავსე, შვებითსრული,

რატურფააგაზაფხული!

ვისმოსწყინდესმისიქება,

გაზაფხულსრაშეედრება!

რაკარგიაგაზაფხული!

ბუნებარომაყვავდება,

გულიცგადახალისდება!

რასჯობიაგაზაფხულსა,

ანეტარებსიგიგულსა!

რაკარგიაგაზაფხული!1

Сто раз за утро я проснулся от холода. Сто один раз провалился обратно. Туда, где чуть прохладный ветер колышет узорчатый тюль, проникая сквозь приоткрытое окно. Где пахнет хлебом и молоком, где рассыпались на подоконнике зёрна аниса.

Там дневной свет давно пытается проникнуть в комнату. Он всё согревает. Он приносит с собой жизнь. Там в соседней комнате бурлит вскипающий чайник.

Наконец, я просыпаюсь окончательно. Собака уже давно не спит, но и вылезать из-под моей кофты не торопится. Господи, какие славные запахи должно быть сейчас исходят от нас двоих!

За окном воет метель. Ветер раскачивает отвисшую дверь и хлопает ею по стене. Протерев газа кулаками, обнаруживаю себя на относительно чистом полу. Ни шприцов, ни загаженности. И то радует. Я был готов тут что угодно увидеть поутру.

Вдруг собака подрывается с места, уставившись на дверь.

– Чего ты? – пытаюсь погладить – Всё хорошо, успокойся.