В пасти Дракона

Индийские стрелки, получив приказание, «замялись», как вежливо отметили в своё время этот факт очевидцы. Их было несколько сотен, и ни один выстрел не раздался с их стороны. Два десятка казаков, по команде своего сотника Григорьева, привлекли на себя внимание неприятеля и этим дали возможность батарее под командой полковника Соболевского занять позиции и открыть артиллерийский огонь.

Видя против себя русских, китайцы даже и сопротивляться не стали.

Едва заговорили русские пушки, они прекратили огонь и ударились в бегство вверх по Пей-хо.

Ян-Цун был очищен, и генерал Леневич ввёл в него своих молодцов.

Вопреки всем ожиданиям, дело не было «горячим».

— Под Хе-Си-У придётся поработать, говорили в штабе русского отряда. — Там все китайские войска.

— Да, несомненно, будет дело! Не отдадут же китайцы Пекина даром! Ведь от Хе-Си-У до Тун-Джоу рукой подать.

Но китайцы ещё накануне бежали из этого городка, оставив его при первых выстрелах подходившего авангарда.

Занят был и Тун-Джоу.

Все в русском отряде только удивлялись слабому сопротивлению китайцев.

— Вот тебе и славный Тун-Фу-Сян с маньчжурами! — иронизировали в кружках офицеров. — Два боя под Бей-Таном да Ян-Цуном, и боя-то пустяшных — и мы в Пекине.

XLVI «ПЕКИНСКОЕ СИДЕНИЕ»

осемнадцать офицеров и 389 солдат да ещё 75 добровольцев[77] с самым ничтожным запасом боевых снарядов — вот силы, приготовившиеся дать отпор войскам громаднейшей в мире страны. Вот эти герои, храбро отражавшие нападения, про которые, если бы не было такого документа, как дневник Д. Д. Покатилова, можно смело было бы сказать, что они видели их во сне.

Муравьи, ничтожество по своей величине в сравнении с человеком, убивают его своими жалами, напав на него массой. Миллионы китайцев ничего не могли поделать с несколькими сотнями белых людей.

Дивные дела, чудо из чудес!

После гибели барона Кеттелера вся жизнь европейцев сосредоточилась за баррикадами, которые кое-как удалось возвести на концах Посольской улицы.

Все в эти дни растерялись, не зная, что делать, кому повиноваться.

Из последнего затруднения вывел осаждённых австрийский капитан Томанн.

— Как старший в чине, я принимаю начальство! — объявил он.

Ничего, согласились. Только по вине начальствовавшего австрияка на первых же порах чуть не попали в беду, из которой выбрались лишь по счастливой случайности.

Ни с того ни с сего Томами отдал приказ всем немедленно собираться к английскому посольству.

— Он, наверное, с ума сошёл! — пожимали плечами начальники отрядов, получив этот приказ. — Ни у кого нет ни убитых, ни раненых.

Но приказ приходилось исполнять. Чуть не бегом явились в английское посольство первыми итальянцы, австрийцы и французы. За ними пришли японцы и немцы, в которых никто ещё не сделал ни одного выстрела. Русские и американцы, когда вся восточная сторона квартала была очищена, оказались отрезанными и тоже поспешили соединиться с остальными отрядами. Это было настоящее бегство, которое могло обратиться в страшную катастрофу. Припасы, заготовленные для продолжительной осады, погибли, здание английского посольства переполнилось до тесноты. Здесь были все женщины, дети, миссионеры: американские, английские, французские, русские, таможенные чиновники в полном составе, посланники русский, американский, бельгийский, испанский, итальянский, японский, английский, французский, со всеми детьми и все европейцы, жившие в Пекине... Собрались все в одном месте, словно желая облегчить задачу китайцам разгромить всех этих людей, столь легкомысленно выведших из терпения долготерпеливый китайский народ.

Когда всё это выяснилось, то Томанна «честью попросили» сложить с себя обязанности главного начальника.

А между тем, во всё время осады в Пекине жил себе подобру-поздорову в своём доме некий француз Шамо и не ушёл из него, хотя в том месте, где был его дом, осада велась китайцами особенно настойчиво.

Впрочем, первая ночь после убийства Кеттелера проведена была довольно спокойно, Были поджоги, но их удалось вовремя затушить.

В деле поджигания китайцы-боксёры выказали себя виртуозами. Они поджигали — здания с таким расчётом, чтобы пламя с них могло переброситься на здания их противников. Они ухитрялись из особых насосов поливать керосином здания в посольствах и поджигали их, бросая в керосин зажжённую паклю.

Особенно сильная опасность сгореть заживо угрожала европейцам в тот день, когда загорелась знаменитая китайская академия Хань-Линь-Юань, расположенная у северной стены английского посольства. Боксёры не пожалели этой сокровищницы, где были собраны труды учёных, коллекции рукописей и книг за несколько тысяч лет существования Китая, только бы спалить ненавистных им белых дьяволов. Сильный ветер гнал пламя прямо к посольству. Пространство, не охваченное огнём, становилось всё меньше. Ужас объял осаждённых. Воды в колодцах почти не было.

— Капитан Вуль, — приказал выбранный «пекинским губернатором» английский посол Макдональд, — нужно что-нибудь сделать... Нужно, сэр! Я в этом с вами вполне согласен.

— Так сделайте!

— Но что прикажете?