В пекле огненной дуги

Фрицы дрогнули от этого яростного, безумного натиска и побежали, даже не пытаясь сопротивляться. Пограничники практически без боя овладели траншеей и погнали врага дальше, через село. Догоняли немцев и кололи их штыками, а тех, кто поднял руки, брали в плен.

Победное и задорное русское «УРА!» теперь разносилось по всей Кучеряевке.

Александр стрелял на бегу из ТТ. Сразил одного фашиста, затем другого и подобрал короткий автомат убитого. Не сумев впопыхах разобраться с механикой этого чужого оружия, закинул его за спину

Откуда-то из-за поворота улицы неожиданно выехал раскрашенный в серые и зелёные пятна полугусеничный бронетранспортёр, с кузова которого бил пулемёт. Но и он не смог надолго остановить наступление. Кто-то из пограничников подкрался через дворы поближе к боевой машине и точно метнул в её кузов гранату, после чего пулемёт сразу смолк.

Бросивший гранату выскочил из ворот дома, и Александр увидел, что это Ильяс.

— Молодец! — крикнул Романцов чеченцу.

Со всех сторон раздавалась пальба. Взводы перемешались, и во всеобщей бестолочи уже невозможно было командовать своим подразделением. Стало ясно, что бой потерял всякую организацию и идёт скорее по инерции, сам по себе.

Впрочем, думать сейчас об этом было некогда, и Александру не оставалось ничего иного, как бежать дальше и очищать от врага село. Он заскочил в ближайшую избу и проверил все комнаты, но, кроме двух мёртвых немцев, здесь никого не было.

У одного фрица вместо левого глаза зияло чёрное отверстие, а у второго на груди в шинели виднелись рваные дыры от осколков.

По столу и по полу были разбросаны взрывом гранаты остатки недавнего пиршества: какие-то консервы с орлом, сидящим верхом на фашистской свастике, разорванные пачки с галетами, алюминиевые раздвижные ложки-вилки, кружки и пустая квадратная бутылка, на этикетке которой улыбался довольный фюрер.

Похоже, вечером эти немцы устроили себе маленький «праздничный» ужин. Но вот с завтраком у них явно не задалось.

«Сидели, суки, и жрали тут, как у себя дома, — с неприязнью подумал Александр и пнул бутылку. — Ничего, мы им покажем разлюли-малину. Надолго запомнят, паскуды, как на Россию-матушку нападать…»

Он выбежал из избы, пересёк двор и, через брешь в заборе, попал в соседний. Там на протоптанной в снегу дорожке валялся ещё один убитый гитлеровец — кто-то изуверски исколол его тело штыком. Но никакой жалости к нему у Александра не было.

«И хрен с ним! Заслужил!» — мелькнула на бегу злая мысль.

Ворвавшись в избу, Александр застал в горнице лейтенанта Киселёва, который что-то высматривал в разбитое окно.

Обернувшись на звуки шагов, Киселёв отпрянул от окна и направил на вошедшего пистолет. Его рука тряслась, а в глазах ясно читался страх.

— Ты что? — Александр оглядел комнату. — Всё в порядке?

Киселев опустил ТТ. Его глаза забегали, а лицо перекосилось от какой-то слишком натянутой улыбки.

— Я сейчас… Сейчас… Живот у меня… — сбивчиво затараторил он. — Прихватило…

Он явно врал, пытаясь как-то оправдать свою трусость, и Александр почувствовал презрение и отвращение к этому горе-офицеру, бросившему свой взвод и спрятавшемуся в избе. Киселёв сейчас совсем не походил на того напыщенного индюка, каким он прибыл в полк из управления. От его высокомерия не осталось и следа.

— Ты это… давай… туда… — Александр кивком указал на окно и, больше не глядя на Киселёва, пошёл к выходу.

— Да-да, конечно… — раздалось ему в спину. — Я сейчас…

Примерно через полчаса Кучеряевка была полностью освобождена. Оставшиеся в живых немногие сельчане повылезали из своих погребов и землянок и со слезами радости встречали освободителей.

После такой, на удивление, быстрой победы батальон стал подсчитывать потери. Тут выяснилось, что во взводе Александра тоже есть два убитых и один раненый. Одним из погибших был рядовой Азамат Жунусов, казах по национальности. Раньше он служил в Казахском пограничном округе. Тихий, почти незаметный парень, которому перед самой отправкой на фронт исполнилось двадцать… В Златоусте он как-то рассказывал о том, что до службы жил в ауле и пас с отцом колхозный табун.

Также погиб Захар Руденко — тоже двадцатилетний. Родился он в Ростовской области и в девятнадцать попал служить на таджикскую границу. Теперь вот остался лежать здесь, на орловской земле.

Рядовой Пётр Патрикеев получил сквозное ранение в правую ногу.

— Ну вот, товарищ лейтенант, повоевал, называется, — сокрушался раненый, пока его перевязывал санитар. — В первом же бою… Как же так? Обидно… — Он качал головой. — Вы, значит, будете фрицев бить, а я — в госпитале отлёживаться. Эх-хех-хех… Ну не везёт так не везёт…

И Патрикееву было двадцать. Русский парень из Запорожья. Уже успел вступить в комсомол.

— Ничего, Петя, ещё успеешь повоевать, — ободрил его Александр. — Нога заживёт, и вернёшься в родной взвод. Ну а если война уже закончится, так ещё лучше.

— Не-ет, товарищ лейтенант, не надо, чтобы она без меня закончилась. Я должен хоть пару фрицев уконтрапупить…