…Когда состав прибыл на Ленинградский вокзал, их уже, разумеется, ждали. Вагон немедленно заполонили следователи, оперативники, эксперты… Мирову тут же куда-то увели, а всех прочих пассажиров первого вагона направили — учитывая их высокий статус — в VIP-зал, и там принялись поодиночке допрашивать. Дольше всех мурыжили, совершенно понятно, Диму. Он рассказывал все без утайки, включая и собственное расследование, но с определенными лакунами. О том, что часть ночи он провел с Марьяной, журналист, разумеется, благоразумно умолчал. Невыспавшаяся тетка-следователь, казалось, убить была готова Полуянова за его самочинное дознание, за припрятанные и перепрятанные ножи, изъятый кусок фотки и прочее самовольство.
— Я вам двойное убийство раскрыл, — сделал репортер вид, что обиделся, — а вы меня прессуете!
— Ты еще не знаешь, как по-настоящему прессуют, мальчик, — понизив голос, с угрозой проговорила тетка. И добавила, передразнив: — Раскрыл он… Эркюль Пуаро проездом со станции Бологое в Клин! Ну, вырвалось у девчонки нечаянно признание — и что дальше? Завтра она же скажет: имел место самооговор. А где у нас доказательная база? И какова формула обвинения? Ох, больше всего не терплю, когда дилетанты, да с амбициями, не в свое дело лезут!
Полуянов не возражал, хотя упрямо уверил: если б не он, еще неизвестно, нашли бы вообще убийцу или нет. А раз Марьяна уж однажды призналась, дальше она все расскажет и следственные эксперименты ее признания подкрепят. Скажет, где ножи купила, и почему Волочковскую убила, и что еще, кроме фотки, жгла в тамбуре…
Отпустили Диму — под подписку о невыезде, надо заметить, — только в начале второго дня.
Наде он, разумеется, позвонил, еще когда поезд прибывал (голос подруги оказался сух, а может, спала просто). Позвонил и ведущему очередной номер редактору: продиктовал заголовок — почти тот самый, что пришел ему в голову, когда в начале ночи он увидел труп Прокопенко, — только с прибавкой:
КИНОЗВЕЗДА ВОЛОЧКОВСКАЯ И ЕЕ ЛЮБОВНИК-РЕЖИССЕР УБИТЫ В ПОЕЗДЕ «САНКТ-ПЕТЕРБУРГ — МОСКВА»
Попросил редактора фотографии найти: не только погибших, но и Царевой, Кряжина, Марьяны.
А когда добрался наконец с вокзала в редакцию, до своего любимого шестого этажа, написал в номер лишь расширенную информацию на сто строк (или, по новой системе подсчета, на три тыщи знаков). Никаких оценок, никакого включенного наблюдения. Голые факты. Труп режиссера обнаружен во столько-то… Труп актрисы — тогда-то… В вагоне следовали такие-то… Задержана актриса Марьяна Мирова…
И лишь потом поехал домой. Умирая от усталости, все-таки принял душ, смывая с себя запахи вагонной пыли и, главное, Марьяны. Добрался до кровати, рухнул и заснул.
Надя работала в своей библиотеке в вечернюю смену, и, стало быть, они даже не повидались. Ночью он спал бесчувственным бревном — даже не слышал, как подруга вернулась, переоделась, легла рядом. Она сама приставать к нему не стала. Недобрый знак.
И когда наутро Митрофанова ушла в первую смену, Дима еще спал. А потом, проснувшись, снова оказался в одиночестве, выпил эспрессо из кофе-машины — и почувствовал, что он бодр, весел и… И еще — что он, оказывается, страшно соскучился по Наде.
Журналист тут же позвонил подруге. Та прошептала в трубку:
— Извини, совещание у директора. Перезвоню…
Полуянов включил комп и посмотрел в Сети свежий номер «Молвестей». Информацию подали достойно, ярко: и заголовок в половину первой полосы над фотками убитых, и вся вторая полоска посвящена событию. Главным образом, конечно, там стояли карточки фигурантов, кадры из ролей Волочковской, Царевой, Кряжина, Марьяны, биографические справки (бильд-редактор и архив постарались). Плюс — Димины скромные три тыщи знаков.
Полуянов звякнул в газету, сказал, что сегодня не придет, будет отписываться. И снова сел за компьютер. Но…
Опять накатила тоска по Наде. Только теперь, когда он снова оказался в квартире, полной ее вещичек, цветочков, сувенирчиков, в жилье, словно бы освещенном ее внутренним светом, Дима вдруг отчетливо понял: как же ему ее не хватало… И еще — на него глядела их совместная фотография в заботливо подобранной подругой рамочке: они отдыхают в Черногории, сняты на фоне городка и моря, что маячат где-то внизу… Полуянов глядит в объектив прямо и иронично, а Надежда обняла его, прильнула к плечу — так доверчиво, так любовно…
Пока Дима был занят в Питере новой и интересной работой, знакомством со свежими людьми, лихорадкой съемок, он о подруге (как ему казалось) и не думал. Потому даже звонил редко и говорил сухо… А теперь выяснялось, что Надюшка, оказывается, каждую минуту присутствовала в нем, была с ним — только он этого не замечал. А вот сейчас заметил. Нахлынуло.