В Питере НЕжить

Но мне повезло: в этом году тепло и краски рано вернулись на широкие проспекты и изогнутые набережные Петербурга. Я много гулял и изучал те достопримечательности, на которые у меня никогда не находилось времени в бытие туристом. С Феликсом мы общались не так часто – наши режимы не совпадали, – но он всегда с удивительно живым, неподдельным интересом слушал мои «заметки переселенца», то и дело прося рассказать что-нибудь, когда мы, казалось бы, садились в гостиной посмотреть какой-нибудь сериал. В плане кино наши вкусы неожиданно сошлись. Мы оба любили фантастику и при этом страшно критиковали всё, что видели: я – сюжетные дыры (очень уж мне хотелось изобразить пресловутую писательскую профдеформацию), а Феликс – то, что он называл «матчастью» и «достоверностью».

– Пф! – фыркал он, закидывая в рот горсть попкорна. – Бред. Упыря так не убьёшь. Осинового кола мало, нужно ещё молитву на древнеарамейском поверху прочитать. И желательно помазать ему лоб миром. Ну или елеем. В принципе подойдёт любое из масел, которые используют в богослужениях.

– Ох, Женя, давай сделаем паузу! – морщился он через минуту и нажимал на клавиатуре пробел, вследствие чего во весь экран застывало изображение орущей девицы, которую впечатал в стену озлобленный призрак. – Мне надо подышать, прежде чем продолжать смотреть на столь непрофессиональное обращение главного героя с доской Уиджа[3]. Тут любой бы рассвирепел… Давай лучше расскажи, ты куда сегодня ходил? Хотя нет! – Феликс поджимал ноги и задумчиво щурился. – Я сам догадаюсь. Ты гулял по бывшему кварталу Аптекарей на Васильевском острове, да? Заходил в аптеку Пелей?

В первые разы, когда Феликс вот так легко угадывал, где я был, я думал, что ему просто везёт. Потом мне начало казаться, что он ужасно, нечеловечески наблюдателен и умён: тогда я даже начал немного фантазировать на тему того, что мы будем как Холмс с Ватсоном: и хотя в идеале это я хотел бы стать Шерлоком, мысль об амплуа приятного пишущего человека с красавицей-женой (правда, Мэри вроде умерла потом… кхм…) тоже казалась мне сносной.

Но нет, Феликс не был детективным гением. Впрочем, как и я: прошло добрых три недели с моего переезда, прежде чем я наконец перестал закрывать глаза на все те странности, которые наполняли жизнь моего соседа.

Например, на то, что по ночам из его комнаты иногда доносились негромкие разговоры на непонятном языке, напоминающем греческий, и один голос всегда принадлежал самому Феликсу, но при этом в спальню никто не входил до и не выходил из неё после. Зато я, занимающий соседнюю комнату, явственно слышал скрип открываемого окна и хлопанье огромных крыльев, а на подоконнике у меня мелькала на мгновение чья-то тень. Почти человеческая.

Или, например, тот факт, что от Феликса всегда пахло как-то… ненормально. То речной водой – очень сильно, будто он как следует поплескался в Неве, используя наросшие на каменные ступени склизкие водоросли в качестве мочалки. То целебными травами – шалфеем и зверобоем, мелиссой и ромашкой. То по-церковному густо и вязко, как в день нашего знакомства.

А ещё у Феликса иногда появлялась татуировка в виде золотой рыбки с длинным, как у петушка, хвостом. Причём в разных местах: на шее, на запястье, на локте…

– Она всегда здесь была, – с невинным лицом ответил мой сосед, когда я напрямую спросил его об этой бесовщине. А потом его лицо неожиданно потемнело: – Ты сегодня ходил на Смоленское кладбище?

– Да. Я ищу завязку для романа и хотел изучить легенду про братскую могилу священнослужителей. Возможно, ты слышал, что туда в начале двадцатого века…

– …Да-да, я знаю, – перебил Феликс и вдруг, брезгливо схватив меня за рукав, потащил на кухню. Там он с грохотом выдвинул один из ящиков, в котором что-то зазвенело. – После революции на кладбище привезли сорок священников и поставили их перед выбором: либо они отрекаются от веры, либо их хоронят заживо, а дальше пусть им помогает их бог. Выпей это. Быстро.

Феликс сунул мне какой-то пузырёк из непрозрачного зелёного стекла.

– Что это?

– Женя, пей! – рявкнул Рыбкин так внезапно, что я вздрогнул. – Ты там землю рыл, что ли!

– Как… как ты понял?

– Выпьешь – отвечу.

Пока я, стоя в центре кухни, лихорадочно глотал подозрительную жидкость, на вкус отдающую ореховым сиропом, Феликс обошёл меня по кругу, хмурясь и щёлкая пальцами то у головы, то у груди.

– Я унюхал, – объявил он на полном серьёзе, вновь встав передо мной, и, прежде чем я как-то среагировал на это, спросил: – С кем ты был? И что именно вы там делали?

Я почувствовал, что пунцовею.

– С девушкой…

– Откуда у тебя взялась девушка?! – опешил Феликс.

– В приложении познакомился, – огрызнулся я. – Мы гуляли, я рассказывал ей то, что успел узнать о мистическом Петербурге, она интересуется такими вещами. У неё был с собой полароид. Мы сфоткались и решили закопать карточку там, на месте предполагаемой могилы.

– А на кой чёрт, скажи, пожалуйста? – Об острый взгляд Рыбкина можно было порезаться.