— Ты мне перечишь? — он выглядел совершенно обескураженным.
Я стряхнула с себя его руку.
— Перед отбытием мне нужно поговорить с Самарой.
На Самаре не было короны, она все ещё оставалась в одежде Эндера… Но это королева. Это чувствовалось в её осанке, в уверенном подбородке. Даже пятна крови на одежде говорили о недавней схватке за трон. Я сделала правильный выбор. Даже если Богине-Матери он не нравился.
Я опустилась на колено и склонила голову.
— Я не буду сражаться с тобой.
Сильфы вокруг нас дружно втянули воздух. Кактус выдохнул лишь одно слово:
— Нет.
По нашей связи с Петой я почувствовала её беспокойство. И гордость за меня. Этого уже было достаточно, чтобы удержать меня коленопреклонённой. Меня больше не волновало, что думал обо мне отец. Я буду слушать свое сердце.
— Посмотри на меня, — произнесла Самара. Я медленно подняла голову, а потом встретилась с ней взглядом. — Лишь потому, что Ария озвучила твою судьбу, я тебя не убью сейчас, пока ты стоишь на коленях. Покинь мой дом, Разрушительница. И не смей возвращаться. Твоя жизнь окончится, если ты когда-либо ступишь в Гнездо, где бы это ни случилось.
Я недоумевающе смотрела н неё.
— И это все?
Она прищурилась, и каждый мускул её тела говорил о крайнем напряжении.
— Я не пойду против её последней воли. Хотя с удовольствием вынула бы твоё сердце из груди и зашвырнула бы на самую высокую гору. Но не сделаю этого. Из уважения к ней.
Чего-то подобного я от неё и ожидала. Я протянула ей дымчатый бриллиант.
— Последний подарок от твоей королевы.
Она нахмурилась и взяла у меня драгоценность. Она знала, что это, но её лицо ничего не выражало.
Сзади подошёл отец и опустил ладони мне на плечи.
— Пойдём домой, Лакспер. Край ждёт.
Самара протянула мне повязку и наши пальцы на долю секунды соприкоснулись. Наши взгляды встретились, и я увидела в ее взгляде свои эмоции. Гнев, страх, облегчение. Мы с ней так сильно походили друг на друга.
— Удачи, Самара. Она тебе понадобится.
Я взглянула на Кактуса, отмечая, как сильно он пострадал от меня, и телесно, и духовно. В синяках и ссадинах, с кровью, идущей из губы, он все ещё стоял рядом, ждал меня.
— Сначала я перенесу своего Кактуса, потом вернусь за тобой, Базилевс.
У Кактуса потеплел взгляд, на губах появилась улыбка. Я назвала его своим.
— Нет.
Отец отолкнул меня, и земля под ногами размягчилась и сковала ступни.
— Я люблю его и не оставлю здесь! — рявкнула я.
— Он полукровка, и ему не место в Крае! — взревел отец, и я вздрогнула как от удара.
— Ларк, я полечу с Шейзером. Подожди меня, — сказал Кактус. Он смотрел на меня с улыбкой во взгляде. — Со мной все будет в порядке. Иди.
Я немного помедлила с повязкой. Я чувствовала, что предаю Кактуса… Снова. Пета, в обличье кошки, поставила лапы на моё склоненное колено.
— С ним все будет в порядке. Ублюдок привезёт его, и глазом не успеешь моргнуть.
Я взглянула на повязку.
— Она не сможет переместить нас домой.
Отец прикоснулся к повязке и забрал её у меня.
— Она подстроится ко мне. В этом их секрет. Они всегда возвращают правителя домой.
Он провернул повязку против часовой стрелки, и мир вокруг нас сразу исчез.
И меня затянуло в воспоминания отца.
Глава 25
— Ох, Улани. Любовь моя, сердце моё. Помоги мне, — прошептал он. — Я больше не вижу правды, а мои мысли… они больше не мои. Страшно даже подумать, что будет с Ларк, если я не напишу все сейчас, — Базилевс положил руки на грубо сделанный письменный стол и опустил голову на чистый лист.
С появившейся в дверном проёме Ферн комнату наполнил запах эвкалипта. Она ласково баюкала свой круглый живот.
— Бейзил, почему ты ещё не спишь?
— Ферн, я работаю, — мягко ответил он, — иди в постель, я уже скоро.
Она улыбнулась и погладила Базилевса по плечу, забрав некоторые его страхи. Дух Улани оказался прав, Ферн — правильный выбор.
— Не задерживайся, болезнь только отступила. Не хочу, чтобы она вернулась снова.
Он кивнул и поцеловал её руку, пока та ещё лежала на его плече.
— Конечно. Ты права.
Так же улыбаясь, она развернулась и ушла туда же, откуда пришла. Он подождал, пока не услышал скрип кровати, когда Ферн легла.
Взяв перо в правую руку, он окунул его в чернильницу и провел первый штрих.
«Дорогая Лакспер!
Та болезнь, что ты видишь во мне, касается не тела, а разума. Словно когда-то давно Кассава оставила внутри меня бомбу, и теперь, когда больше не может мной управлять, привела её в действие.
Не знаю, когда мой разум сможет восстановиться. Молю, чтобы это поскорее произошло, но боюсь, что это напрасно. Боюсь, повреждения необратимы».
Он остановился, снова окунул перо. Тишину комнаты нарушал лишь скрип пера по бумаге.