В плену безудержных желаний

— За меня? — Она покачала головой. — Он никогда за меня не беспокоился — разве только за то, чтобы мое поведение не бросило пятно на его карьеру.

Ашраф наклонил голову.

— Похоже, он тебе не очень нравится.

Так же как и ему.

Джек Нилссон, услышав в трубке мужской голос, тут же сменил тон и начал говорить о построении крепких связей между их странами. Если он и беспокоился за Тори и Оливера, то ему удалось это очень ловко скрыть.

— Его трудно любить…

— Продолжай. — Отношения в ее семье помогли бы ему лучше понять Тори.

— Не стоит.

Ашраф не сводил с нее пристального взгляда. — Я предпочитаю быть подготовленным. Он уже намекнул о переговорах насчет брачного соглашения.

Тори изумленно вскинула брови.

— Что?! Это возмутительно! Я никогда не говорила ему ни о каком браке!

Ашраф пожал плечами.

— Тем не менее похоже, что он скоро позвонит мне в офис. — Не то чтобы он ожидал каких-то особых трудностей с человеком, чьи намерения были столь прозрачны.

Тори откинулась назад, потирая лоб.

— Извини. Я никогда…

Он взял ее руку, заставив расслабить напряженные пальцы.

— Тебе не за что извиняться, Тори.

Она выглядела ужасно расстроенной, и Ашрафу захотелось закрыть эту тему, сказать, что все это не важно…

— Он сосредоточен только на себе. Он женился на моей матери ради денег и положения. Сами мы его не интересовали, но, когда наступал момент произвести впечатление на избирателей, он выводил нас в свет, чтобы продемонстрировать идеальную семью.

Ашраф слышал боль в ее голосе и поклялся научить Джека Нилссона уважать его дочь.

— Но с матерью мне повезло. Мы были очень близки.

— Отец не давил на тебя?

Она задумалась.

— Все, что я делала, оценивалось очень поверхностно. Я хотела играть в футбол, но он решил, что это не подходит для девочки и будет лучше, если я научусь играть на фортепиано. — Она тряхнула головой. — И не дай бог, если бы я попалась ему на глаза в испачканной одежде или с растрепанными волосами.

Тори поморщилась.

— Мы были для него всего лишь бутафорией, которая позволяла ему хорошо выглядеть. Вероятно, именно это в конце концов и погубило мою мать. Она оставалась с ним лишь ради меня, полагая, что любая семья лучше, чем ее отсутствие. Но я знаю, что без него нам было бы лучше.

Ашраф задумался. Не проводила ли Тори параллель между его предложением создать семью для Оливера и положением ее матери, застрявшей ради ребенка в неудачном браке? А еще хуже, не сравнивала ли она мотивации Ашрафа с мотивациями ее отца?

Эта мысль заставила его внутренне содрогнуться. — Он и теперь пытается управлять твоей жизнью?

Тори невесело рассмеялась.

— Когда умерла моя мать, я восстала и поступила в университет. Он хотел, чтобы я изучала юриспруденцию и пошла по его стопам, но…

— Но ты выбрала геологию. — Он улыбнулся. — Акт протеста и возможность пачкать одежду?

Ее улыбка согрела его.

— Вероятно, ты прав. К тому же эта работа давала шанс быть от него подальше.

— Когда ты узнала, что беременна, ты не искала у него поддержки?

Казалось странным, что в ее положении она решила перебраться в другую часть Австралии.

Ее рука дернулась, и она попыталась отстраниться от него.

— Что такое?

Она опустила глаза.

— Он сказал сделать аборт. Сказал, что я ничего от этого не выиграю и с ребенком мне будет трудно найти себе хорошего мужа.

Горло Ашрафа сдавило готовым вырваться оттуда проклятием. Он сделал медленный вдох, пытаясь успокоиться.

— Возможно, он подумал, что ребенок может стать постоянным напоминанием, через что тебе пришлось пройти…

— Не пытайся его оправдать! Он никогда не интересовался ни мной, ни моими делами. Он даже не хотел, чтобы я посещала психолога, опасаясь, что моя история может просочиться в прессу. — Она тряхнула головой. — Он сказал, что все это просто отвратительно. Он умыл руки и ни разу не спросил о ребенке.

Ашраф готов был вскипеть. Тори пришлось пережить такое, но все, что счел нужным сделать для нее отец, — это посоветовать избавиться от ребенка.

Его руки так и чесались задать хорошую трепку человеку, который осмелился говорить о брачном соглашении, не обладая даже обыкновенной порядочностью, чтобы позаботиться о своей дочери.

Нечего было удивляться, что Тори была против брака по расчету. Ашраф говорил о важности публичного принятия в Зе-Альде, и, вероятно, она решила, что у него могли быть те же мотивы, что и у ее отца.

Он провел пальцами по ее щеке.

— Даю тебе слово, Тори, я не такой, как твой отец.

Она невесело улыбнулась.

— Я знаю.

— Обещаю тебе, — его лицо было серьезно, — если мы поженимся, я буду предан тебе и нашим детям. Всегда. Быть шейхом — это привилегия и честь, но я знаю, что семья это более важно, чем власть и престиж.

Как он мог этого не знать? Он отдал бы все на свете за каплю отцовской любви или за воспоминания о нежности матери.

— Моя семья всегда будет в центре моей жизни. Даю тебе слово.

Глава 11

Через двенадцать дней слова Ашрафа все еще звучали в ее голове. Она помнила каждый нюанс — глубокую проникновенность его голоса, напряженный взгляд темных глаз, тепло его рук.

Если она поверит ему…