В плену королевских пристрастий

– Жаль, что не слышите Вы меня, матушка, – игумен укоризненно покачал головой, – как в пустоту говорю… куски фраз лишь выхватываете, а смысл мимо Вас проходит… Одна надежда, что вразумит Вас Господь. Ведь истово Вы в него верите, и всю жизнь свою Ему посвятили, а самого главного понять никак не можете. Вы ведь притчу о набожной вдове, что ждала Господа, да не узрела Его, знаете? Так не уподобляйтесь ей, не надо.

– Мы не в миру живем, так что не надо мирские притчи на монастырь распространять. Мы служители Бога, можно сказать воины Его, а не миряне. У нас другой путь, другие цели и средства достижения их другие.

– Цель у всех христиан одна. Любовь Бога миру открыть и научить мир жить по заповедям Божьим в любви и гармонии.

– Любовь Бога лишь тем, кто достоин открывается. Наша задача подготовить и сделать мир достойным любви Бога.

– Ну кто достоин, а кто нет любви Бога это не нам решать.

– Почему же не нам? Именно мы, служители Бога, хранящие Его заповеди, чтущие Его догмы и блюдущие все каноны, именно только мы можем распространять эти знания, обличая грехи и искореняя их.

– Для начала каждому с собой неплохо было бы разобраться и свои грехи полностью изжить, прежде чем стремиться у других их искоренить. "Вынь прежде бревно из глаза своего, тогда увидишь, как помочь брату своему".

– У меня в глазах бревен нет, и я добьюсь, чтоб и у тех, кто рядом со мной их тоже не было.

– Да, матушка… с такой самоуверенностью Вам и самой легко в грех впасть. Образумьтесь, гордыня это!

– Вот только не надо мне несуществующие грехи приписывать, Отче. Я что, горжусь тем, что я блюду все заповеди Божьи? Нет! Я не горжусь, я стремлюсь и дальше блюсти их с тем же рвением и всех остальных к этому же призываю, а иногда и заставляю, коли то в моей власти.

– Что-то наш разговор все больше и больше мне разговор слепого с глухим напоминать начинает, матушка. Я никак не пойму к чему Вы мне все это говорите, а Вы никак не поймете, о чем я Вам говорю. Поэтому видно лучше прерваться нам. Вы помолитесь, матушка. Может, призрит Господь Ваши и мои молитвы, и начнем мы понимать друг друга…

   Воспоминания теребили душу, и мать Калерия, глубоко вздохнув, перекрестившись, подняла глаза к распятью: "Господи, прости меня грешную, неразумную… так обманываться относительно собственной безгрешности… Господи, ведь если бы ты мне Алину не послал, так бы и упорствовала я в своих заблуждениях… Благодарю тебя, Господи, во истину безгранична милость и щедрость твоя… Не оставь же милостью твоей рабу твою Алину, дай ей сил, здоровья и всяческого благополучия, чтоб и дальше радовала она, голубушка, всех, кому с ней встретиться посчастливиться. Даруй ей долгих лет жизни, семейного благополучия и побольше деток почтительных, да воле ее покорных, чтоб любили они ее, да достойным продолжением ее рода были, чтоб не угас он на ней… и чтоб счастлива она была, голубка моя ясная… Может и лишнего чего для нее прошу, но тебе виднее Господи, что ей надобно, пусть на все будет воля Твоя… Не оставляй ее, Господи, веди по жизни… пусть она всегда и во всем руку Твою чувствует… Дай ей сил не оступиться и дальше людям любовь и радость нести… Чтоб ничего ее на этом пути не сбило и хватило сил даже таким твердолобым как я, любовь твою, Господи, дать почувствовать… Ведь что ей пришлось со мной пережить, голубке моей… и как сил хватило у девчушки юной совсем? Это ты, Господи… ты таким, как она, силу даешь, вот и не оставь ее и дальше…

  Мать Калерия усмехнулась, вспомнив, как Алина после того случая очень долго не разговаривала с ней, упорно делая вид, что вообще не замечает ее, до того момента, как они вновь столкнулись, отстаивая каждая свою правоту.

  Алина сидела во дворе монастыря, а рядом с ней, положив ей голову на колени, сидел огромный лохматый пес, которого она ласково гладила по голове. Пес преданными глазами смотрел на свою маленькую хозяйку и всем своим видом показывал, что готов выполнить любое ее желание. Шею пса охватывала веревочная петля, конец которой крепился на маленьком колышке вбитом в землю, вид которого однозначно свидетельствовал, что веревка служила лишь видимостью привязи. Но привязь псу была и не нужна, он безупречно слушался Алину. Он часами ждал ее, не сходя с места, где бы она не оставила его, если же она позволяла ему, неотступно следовал за ней, куда бы она ни шла.

  В это время во двор вошла группа паломников, все направились к храму, а один мужчина задержался и подошел к Алине. Пес тут же поднял голову и настороженно посмотрел на приблизившегося паломника, губы его едва заметно приподнялись, обнажая кончики крепких белых клыков.

– Спокойно, Малыш. Лежать, – тихо проговорила Алина, и пес тут же лег у ее ног.

– Какой славный у тебя пес, – с явным восхищением глядя на пса, проговорил паломник.

– Благодарю за добрые слова. Спаси Вас Господи, – улыбнулась ему Алина.

– Может, продашь мне его? Мне такой пес очень нужен.

– Он не продается, – качнула головой Алина.

– Я хорошо заплачу.

– Он не продается ни за какие деньги. Он мой друг.