В плену королевских пристрастий

– Нашла из-за чего убиваться, пса у нее забрали… – презрительно проговорила мать Калерия. – Ты бы хоть за него порадовалась. Псу там в сотню раз лучше, чем с тобой будет. Эгоистка ты, лишь о себе думаешь.

  Алина медленно поднялась с колен, отвела руки от лица и пристально посмотрела на мать Калерию: – Он не сможет без меня, он любит меня… Вы ничего не понимаете… Он подумает, что я предала, и умрет от тоски. Только я его все равно не оставлю, я уйду за ним.

– Вот только не надо бездушной твари человеческие качества приписывать, не способны они на любовь. А коли по гордыне свой обратное доказать хочешь, иди, изображай и дальше свою любовь и его… не держит тебя здесь никто.

– Это Вы никого не любите, поэтому и про других такое думаете. А я люблю его, и он меня любит, я знаю это.

– Грех великий так говорить. Покайся пока не поздно!

– В чем грех? Тварь, Богом созданную, любить? Или говорить, что Вы никого не любите? Вот скажите, кого Вы любите?

– Бога я люблю.

– Тогда Вы должны любить и все, что создал Он… Весь мир, всех тварей его населяющих, всех людей… Все и всех, понимаете?… Он же все и всех любит.

– Люди предали его, и пока сей великий грех не осознают, не раскаются и Богу душу не посвятят, не достойны ни любви Бога, да вообще никакой любви не достойны.

– Может и недостойны, но Бог их все равно любит… Он ради этих недостойных сына своего возлюбленного и триединого с ним на смерть послал. А Вы эту любовь Бога видеть отказываетесь. Вы видите лишь плохое… плохое во всех, а хорошего не видите ничего…

– Почему я отказываюсь видеть любовь Бога? Ведь как раз из-за этой любви и ради благополучия пса этого Господь послал сюда этого паломника. Я разглядела это, и пса ему отдала. А вот ты как раз по гордыне своей видеть это отказываешься.

– Да не сможет Малыш без меня, не сможет… Возможно, другой какой-нибудь пес и смог, и хорошо бы ему было, а Малыш не сможет. Я точно знаю это. Не видите Вы ничего, не видите! Вы даже демона, что за спиной Вашей смеется, не видите. И пса Вы отдали совсем не из-за того, чтоб ему там лучше, чем здесь жилось… Просто не любили Вы его и меня не любите, поэтому его и отдали… и хоть Вы даже себе в этом не признаетесь, я чувствую это, да и демон тоже… поэтому то и не помеха ему, радость от этого получать.

– Ты что это говоришь? Демоны ей уже в монастыре мерещатся… Не мудрено: ни покорности, ни страха перед Богом, лишь гордыня одна и эгоизм. С такими качествами не только демоны мерещиться начнут, они и поработить сумеют.

  Ничего не отвечая ей, Алина вновь опустилась на колени: – Господи, молю тебя, позволь ей увидеть то, что мне открыл…

– И что же Он тебе открыл? – иронично осведомилась мать Калерия.

– Я вижу того, кто смеется за Вашей спиной, матушка, и очень хочу, чтоб Вы тоже увидели его и прогнали. Ведь это именно он не дает Вам ни любить самой, ни чувствовать любовь других, – поднимаясь с колен, проговорила Алина.

– Никто, нигде не смеется, хватит ерунду нести! Никого там нет! Где и кого ты увидела? – раздраженно проговорила мать Калерия, оборачиваясь, и тут же испуганно вскрикнула: – Сгинь, нечистый! – а потом, сотворив крестное знамение, опрометью бросилась в храм…

  Следующим утром мать Калерия, проведшая в молитвах в храме всю ночь, узнала, что, после ее ухода, Алина попросила отца Стефана выпустить ее.

– Ты куда это собралась, голубка моя? – спросил ее тот.

– Мне надо вернуть Малыша, – ответила девочка.

– Его что же без твоего разрешения увели?

– Мать Калерия его отдала, но я попрошу мне его вернуть… Он точно погибнет от тоски без меня, я знаю.

  Отец Стефан отпер ворота: – Ну что ж попытайся, голубушка, они еще далеко уйти не успели. Только не задерживайся долго, ласточка моя любимая.

  Ничего не ответив ему, Алина выскользнула за ворота и бегом бросилась вниз по тропинке.

  Как же отец Стефан каялся в том, что отпустил Алину, потому что девочка не вернулась в монастырь ни к вечеру, ни утром.

  Мать Калерия тут же послала сестру Лидию поискать девочку, но та вернулась ни с чем. Тогда к поискам подключились все монахи и монахини. Временами в монастыре оставался лишь отец Стефан, но и это ничего не дало.

  Вернувшемуся через две недели отцу-настоятелю мать Калерия вся в слезах сообщила, что Алина или сбежала или погибла и виновата в этом она. Они очень долго беседовали, почти всю ночь. А на следующее утро отец-настоятель, отдав необходимые распоряжения, вновь покинул монастырь. Вернулся он только через десять дней, но не один, а с Алиной, рядом с которой шел ее пес.

– Господи, девочка моя, какое счастье, что ты жива, – мать Калерия бросилась ей навстречу, обняла и прижала к себе, а потом, разжав объятья, медленно опустилась на колени: – Прости меня, Алина, ради Христа, прости за все, чем обидела тебя… Видит Бог, плохого ничего не желала тебе, деточка.