– Про платье и не знаю, согласится ли… своеобразная она очень, Грегор. Я тут вчера предложила ей какое-нибудь из моих платьев для нее перешить. Нехорошо, – говорю, – что ты прям, как монашка ходишь, ведь ты сейчас не в монастыре. Выбирай любое, какое нравится. Так она аж с лица спала. "Нельзя мне" – говорит, потом видит, что расстроилась я, взяла за руку, в глаза заглядывает и так жалобно: "Вы только не обижайтесь Христа ради. Я не потому что побрезговала, мне, правда, нельзя". А почему нельзя ничего не говорит.
– Ну не хочет другое, такое же ей сошьем, только новое. Будет у нее два. Не расстраивайся. Запугали, наверное, в монастыре девочку, вот и отказывается она от всего. А поживет с нами и наладится все.
В это время в дом вбежал Николка.
– Мам, – жалобно захныкал он, – скажи Ални, чтоб не обижал Алину, она холосая… а он столкнул ее в кучу навоза и кличит, что она глязная побилушка и должна там сидеть или идти в монастыль… и еще лепьями кидается в ее. И в меня попал. Во… – он показал на застрявший у него в голове репейник.
– Да что же это такое! – всплеснула руками Римма. – Да как он смеет такое вытворять? Грегор, да как же это?
– Побудь тут и Николку с собой оставь. Я разберусь.
Грегор вышел во двор и зашел за хлев, где держали скотину. Именно там работники складывали навоз, перед тем как вывезти его на поле. Однако Алины нигде видно не было. Лишь у дальнего конца хлева стоял Арни.
– Где Алина? – спросил у него Грегор.
– Сбежала ваша нищенка, – усмехнулся тот.
– А ну иди сюда!
– Это зачем? – Арни вместо того, чтобы подойти к отцу попятился еще дальше от него.
– Я бегать за тобой не буду, – грозно проговорил Грегор, – или сам подойдешь или вообще прочь со двора ступай.
– Ну подошел, – Арни несмело приблизился к отцу.
– Это правда, что ты столкнул девочку в навоз?
– Больно надо мне ее толкать. Она сама упала, – хмыкнул Арни.
– А ты ей упасть не помог часом?
– Говорю же: больно надо мне то…
– Судя по твоему поведению надо. Зачем никак не пойму, но видно зачем-то надо, раз делаешь.
– Да не трогал я ее.
– А Николка говорит, что трогал.
– Что он понимает. Мал он еще, вот и говорит ерунду.
– И ты не кричал, что она грязная побирушка и должна сидеть в навозе или идти в монастырь? И репьями в нее не кидался?
– Ну кричал, и что с того? Смешно же, что она в навозе перепачкалась. Ну и репьями пару раз кинул… Ну и что?
– А то, что тебе сейчас еще смешнее будет, потому что ты сейчас же спустишь штаны, – расстегивая и снимая с себя ремень, проговорил Грегор.
– За что, пап?
– А вот выпорю, может и поймешь за что, – хмуро ответил он.
Отпустив сына, Грегор мрачно спросил:
– Понял за что, или продолжить?
– Понял, – глотая слезы и всхлипывая, проговорил Арни.
– Не будешь больше обижать девочку?
– Не буду.
– Тогда иди разыщи ее. Найдешь, извинишься и попросишь вернуться.
– Я не пойду ее разыскивать. Я не знаю, куда она пошла и где ее монастырь.
– Хорошо, девочку разыщу я, а ты извинишься и попросишь у нее прощения.
– Извиняться перед этой нищенкой я не буду! Можешь продолжать пороть, я не буду просить у нее прощения!
– Ах так? – Грегор схватил сына за ухо. – Не будешь, значит? Тогда я тебя сейчас посажу в подвал, и будешь ты там сидеть без еды, пока не извинишься. Понял?
– Сажай. Все равно не извинюсь, – упрямо заявил сын.
– Что ж, значит, сидеть там будешь, пока не образумишься.
Грегор, держа его за ухо, отвел в подвал и запер там.
Потом он зашел в дом, рассказал жене, что наказал Арни, и предупредил, чтоб она не смела давать ему еды, пока тот не извинится перед девочкой.
– Неужто отказался извиняться? – Римма сокрушенно покачала головой. – Тогда правильно, пусть голодный посидит, быстрее образумится, нельзя так себя вести. Алина-то куда ушла, он не сказал?
– Далеко все равно не уйдет от пса своего, – усмехнулся Грегор, – пойду пройдусь по округе, наверняка, где-нибудь сидит, плачет.
– Ты скажи ей, что по глупости это он, мал еще, вот и куролесит…
– Она его что ль намного больше? Ведь ровесники они, поди.
– Девочке видать, много хлебнуть пришлось, вот и повзрослела рано, – печально сказала Римма. – Нашел бы ты ее, право, поскорее, а то уж больно нехорошо вышло.
В это время дверь тихонько раскрылась и на пороге показалась Алина. Она несмело замерла у входа, а потом негромко спросила:
– Римма, Вы не дадите мне расческу, пожалуйста?
– Да, конечно, Алина. Сейчас принесу. А где ты была? Мы уж думали, сбежала ты. Идти искать тебя хотели.
– Я на речку ходила, – еще тише проговорила девочка. – Вы сердитесь, что разрешения не спросила? Извините, в следующий раз спрошу, – она потупилась.
– Да не сердимся мы, мы знаем, что Арни обидел тебя. Ты не сердись на него, он глупый еще, – Римма подошла к ней. – Ой, да ты волосы все мокрые и с репьями в косу заплела… Господи, – она взяла ее за рукав платья, – да и платье у тебя все мокрое. Стирала его на речке что ли? А ну пошли, причешу тебя и переодеться тебе что-нибудь найду.
– Не надо, – Алина испуганно попятилась. – Вы мне только расческу дайте… а платье почти высохло у меня, не надо.