В плену у платформы. Как нам вернуть себе интернет

Мы подошли к стадии, которую Бернар Стиглер назвал «символическим страданием». Стиглер считает, что это состояние, вызванное когнитивным регрессом, восходит к появлению веба в 1993 году. Это состояние привело к новому этапу «пролетаризации», который он также описывает как эпоху «символической тупости», вызванной «автоматизированным принятием решений». «Ступор» возник как результат серии технологических потрясений, вызванных четырьмя всадниками Апокалипсиса – Google, Apple, Facebook, Amazon, – потрясений, направленных на дезинтеграцию обществ, возникших из эпохи Просвещения. Так я понимаю вторую из серии его нанкинских лекций.

Из этого возникает «сетевая меланхолия» (net blues), форма разочарования, от которой «страдают те, кто поверил в обещания цифровой эры (включая моих друзей из Ars Industrialis и меня самого)» [7]. Это состояние приводит к неспособности сохранять понимание и теоретизировать. Вместо этого мы обращаемся к знаниям на основе данных, расположенных во внешнем хранилище, – на этом этапе «рассудок (Verstand) оказывается автоматизирован как аналитическая способность, делегированная алгоритмам».

Таков аутсорсинг «объективной памяти» или того, что Стиглер называл «третичной ретенцией». В течение XIX века ремесленники были постепенно низведены в фабричных рабочих, потеряв в процессе свои навыки. Та же участь в конечном итоге постигнет все профессии: экстериоризация знания ведет к его уничтожению. Для Стиглера это не неизбежность, а фатальное развитие событий. Поворот обеспечивает его идея фармакона: цифровое – одновременно и яд, и лекарство, ведущее к новой эпистеме или эпистемологии, которую Стиглер называет «цифровыми исследованиями» (digital studies) – это та сфера, в которую я пытаюсь внести свой вклад этой книгой, надеясь на наступление новой эпохи.

Как обратить вспять истощение ресурсов? Стратегический вопрос заключается в том, как создать альтернативу «автоматизированным стадам» и «искусственным толпам». Какие социальные формы могут взять на себя задачу заботы? Таков вопрос об «организованных сетях», который сейчас стоит на повестке дня. Как нам избежать несчастья индивидуализированной судьбы, преодолеть навязчивый защитный механизм субъекта как монады? Как нам вырваться из тюрьмы идентичности, чтобы взамен разработать новые способы общежития и сотрудничества – социальные формы, адекватные XXI веку?

Netflix знает о болезни своих пользователей – усталости от принятия решений. «Зрителей бомбардируют разнообразием – слишком много сериалов, а теперь и платформ, на которых их можно смотреть», – пишут в нью-йоркском блоге Vulture [8]. Круг замкнулся: много вариантов выбора, мало (качественного) контента. Брюс Спрингстин пел об этом парадоксе еще в 1992 году: «Пришел человек подключить мне кабельное телевидение. Вечером мы устроились вместе с малышкой и переключали каналы до рассвета. Там было пятьдесят семь каналов, но ничего не показывали»[10]. В разгар локдауна в Netflix догадались: зрители готовы к тому, чтобы опять переключать каналы. «Не знаете, что посмотреть? Жмите „включить что-нибудь“». Тенденцию к тому, чтобы ходить кругами, несмотря на постоянно растущее количество доступного контента и 2500 инженеров, отлаживающих алгоритм рекомендаций Netflix, можно еще назвать инфляцией рекомендаций. Помогут ли новейшие оригинальные разработки поисковых инструментов справиться с изнеможением? Netflix считает, что помогут, – и презентует диалектику переключения каналов как совершенно новый опыт, хотя по сути он лишь повторение старой мантры: «персонализированный канал, показывающий то, что, по мнению алгоритма, вам может понравиться», – просто это оформлено иначе. Netflix стал образцом подлинной стагнации интернета. Сам медиум стал скучным.

Пробежавшись за несколько минут по галактике немецкой теории медиа, мы быстро обнаружим принципиально иные отсылки и увидим, насколько ограничено сегодняшнее технологическое воображение. Можно, например, вернуться к книге Switching – Zapping немецкого теоретика медиа Хартмута Винклера, которую я рецензировал почти тридцать лет назад [9]. Беспокойство не позволяет по-настоящему отвлечься. Как бы ни хотелось отключиться и развлечься, неспособность сконцентрироваться слишком сильна и уводит всё дальше в базу данных. Изначально Netflix ассоциировался с запойным просмотром сериалов. Однако даже такое чрезмерное потребление медиа стало скучным, и пользователи вернулись к базовому уровню – бесконечному пролистыванию контента. В то время как Нил Постман и Джерри Мандер критиковали рассеянность или отвлечение как признак упадка, Зигфрид Кракауэр считал ее компенсацией за ежедневные нагрузки на работе. Следуя за Вальтером Беньямином, сегодняшнего переключателя каналов мы можем рассматривать как «экзаменатора», занятого приятным делом.