В плену у платформы. Как нам вернуть себе интернет

Теоретически можно сказать, что при отмене мы отписываемся (в данном случае от тех, кого фолловили, или друзей) и удаляем данные. Одновременно с этим появляется новая информация. Коллективный акт удаления воспринимается как неожиданно негативный и разрушительный, словно это символический способ сказать: «Ты мне больше не нравишься, уходи прочь из моей жизни». Отписка от кого-то быстро становится заявлением. Отмена может быть неявным признаком того, что пользователи хотят перемен, жестом, свидетельствующим о том, что они хотят покинуть корабль и разорвать символическую связь с теми, кому была дана власть. Впрочем, эта точка зрения может быть слишком произвольной. Используя понятия из исчезнувшей дисциплины массовой психологии, лучше подчеркнуть аспект группового истерического мышления, в котором индивиды «растворяются» в одном гигантском массовом акте осуждения, получая удовольствие от рефлекторной реакции онлайн-толпы, обычно несуществующей и невидимой.

С точки зрения европейской материалистической теории медиа, отмена – это не что-то, что заменяет «реальный» протест, а эффект софта (software effect). Оставим в стороне культурный анализ «массовой морали» (Ашиль Мбембе), политики идентичности и религиозных аспектов воук-культуры. Здесь важно подчеркнуть ее глобальные последствия, заложенные в код (как на уровне видимого дизайна интерфейса, так и невидимых алгоритмов и ИИ). Если уж на то пошло, «культура отмены» – это проявление ограниченных способов самовыражения в доминирующих соцсетях и в мире в целом. Мое исследование Грусть как дизайн (Sad by Design) рассказывало о том, как ученые-бихевиористы работают на платформы Кремниевой долины, чтобы вызвать у человека такие эмоции, как грусть, гнев и депрессия [6]. Спровоцированные технологиями рассеянность, депрессия и обида до сих пор приносили компаниям вроде Facebook и Google огромную прибыль. Хорошая новость заключается в том, что всё больше и больше людей узнают, как всё это работает. По сравнению с 2016 годом, годом Брекзита и Трампа, наша осведомленность стала гораздо выше. Однако, несмотря на растущее понимание, с тех пор мало что принципиально изменилось. «Культура отмены», понимаемая как внезапная опосредованная реакция масс в социальных сетях, сама по себе стала мемом.

Несомненно, в этом контексте преобладают определенные нормы, связанные с американской «политкорректностью». Однако здесь нужно быть осторожным, потому что в итоге мы часто становимся свидетелями токсичного столкновения двух соперничающих мужских культур, которые борются за господство в сокращающейся регрессивной империи. С одной стороны, есть культура колумнистов либерально-консервативных СМИ. С другой – алгоритмы, написанные гиками, которые зачастую придерживаются праволиберальных или даже белых супремасистских взглядов. Внезапные волны публичного позора никогда не бывают спонтанными, их запускают авторитеты, и они становятся «вирусными» только тогда, когда затрагивают уже существующие ценности.

Как считает Лиза Накамура, было бы лучше превратить индивидуальный фокус «отмены» в коллективную кампанию «культурного бойкота», которая бы проясняла, кто именно участвует в происходящем и каков политический контекст. Эмоциональные термины, такие как «унижение», мало что значат. Главное – это доказательства. Звукозаписывающие студии или кинокомпании могут отказаться от сотрудничества с художником. Потребители могут перестать покупать их продукцию или сопутствующие товары. Политики могут быть отправлены в отставку. И самое главное – журналистские расследования должны чаще приводить к реальному судебному преследованию и изменениям в законодательстве. Разумеется, проблема в том, что всё это происходит довольно редко. Вместо этого мы получаем застой и разочарование, приводящие ко всеобщему недовольству и ярости. Бесконечное раскручивание скандалов без каких-либо последствий – главная причина роста публичного онлайн-шейминга.

«Культура отмены» в ее нынешнем виде – это форма протеста без существенных результатов, которая ограничивается пассивно-агрессивными действиями, такими как отписка, удаление и удаление из друзей. Эти облака настроений быстро рассеиваются. Более того, они даже могут иметь обратные последствия. Когда вокруг сплошные пожары, нас не должно удивлять, что антирасистское «воук»-движение вспыхивает одновременно с ужесточением иммиграционных законов и системным насилием, особенно в сфере образования и на рынке труда. Как тогда выявить реальные проблемы? Алгоритмы дискриминации и домашнее насилие над женщинами остаются невидимыми, а потому долг активистов и исследователей – придать власти зримый характер. Тем не менее, необходимо признать, что наряду с физическим насилием (которое теоретически можно сфотографировать) мы всё чаще боремся против насилия абстрактного (коды, границы и другие формы структурного разделения).

Давайте рассмотрим четыре примера в Нидерландах.

De School