— Не вздумай ничего предпринимать. Сейчас нельзя. Люди разбросаны по командам. Кто в лагере — собери на блок.
Отгудело небо, развеялся дым, вылезло из бетонных укрытий эсэсовское начальство. Сплошной вереницей потащили на носилках извлеченных из-под обломков изувеченных людей, рядами складывая во дворе госпиталя. Двор крематория загромоздился штабелями трупов. На охрану лагеря прибывают части, вызванные из Веймара и Эрфурта. От цехов «Густлов Верке» и ДАВ остались груды кирпича и исковерканного металла, не пострадали казармы СС, и ни одна бомба не повредила жилых бараков на территории лагеря.
Все рабочие команды, кроме внутрилагерных, брошены на разборку развалин и переноску трупов и раненых. Особенно усердствует «Москва» со своей «братвой». Через несколько дней мой тайничок, искусно устроенный в столе штубендинста, и банки с цветами на окнах флигеля уже не могут вместить всех «трофеев». В повозках с трупами, на носилках с ранеными ребята тащили в лагерь оружие, снятое с убитых эсэсовцев.
Мне с Данилой при помощи блокового Альфреда Бунцоля пришлось один из дней объявить днем дезинфекции. Полностью освободив помещение, для вида перевернув матрацы и для запаха щедро разлив лизол и другие дезинфицирующие средства, мы дали возможность двум опытным плотникам из наших людей вырезать две доски в полу, причем так искусно, что свежий разрез приходился как раз под плинтусом у стены, заставленной шкафом. В этом тайнике между полом второго этажа и потолком первого мы заложили три автомата, несколько разобранных винтовок, несколько пистолетов разных систем и одну мину от панцирь-фауста.
Итак, заводы Бухенвальда превращены в развалины, и многочисленные команды заняты на их разборке, но, несмотря на это, остается еще много незанятых рабочих рук. По указанию высшей инстанции, в Бухенвальде создаются так называемые транспорты на колесах. В задачу этих команд, посаженных в специально оборудованные поезда из товарных вагонов, входит разборка руин разбитых городов Германии, обезвреживание не взорвавшихся бомб, извлечение из-под обломков разлагающихся трупов бывших граждан «третьей империи» и другие не менее благородные обязанности. Несмотря на отвратительный характер работы «гробокопателей» и постоянную опасность, очень много горячих голов изъявили желание попасть в эти команды. Привлекала заманчивая перспектива любым путем выбраться из-за смертоносного забора и при первой возможности бежать. Я тоже соблазнился этой возможностью и предложил центру свои услуги, ссылаясь на некоторый опыт, и не обрадовался своей опрометчивости. Кто-то очень умело сумел довести до сведения моих ребят об этом моем желании, и я устал доказывать, что я не дезертир и при любых обстоятельствах до конца буду вместе с ними.
А над организацией нависла грозная туча. С 28 августа из наших рядов ежедневно стали вырывать лучших людей, в основном инициаторов и активных участников митингов, посвященных памяти Эрнста Тельмана. Где-то среди нас действовал удачно замаскированный враг. Николай Кюнг и его люди сбивались с ног, не спали ночами, но не могли напасть на след провокатора.
ПРАВО НА ЖИЗНЬ
Вспоминается начало зимы 1944 года. Через браму, как топливо в ненасытную пасть громадной топки, подбрасываются все новые и новые партии людей. Это не новички, какими были мы в первый день прибытия. Это люди, уже полной чашей глотнувшие фашистской «цивилизации». Об этом говорят и полосатые костюмы, и выражение обреченности на их лицах, и характерное безучастное отношение ко всему окружающему. Многодневные переходы по январским морозам в тонких летних костюмах из редкой ткани и в деревянных колодках на босу ногу отняли у людей не только надежду на жизнь, но даже надежду на скорую смерть как избавление от мучений. В основном это евреи из Польши, Венгрии, Румынии, уже побывавшие в Освенциме или Майданеке и прошедшие там «селекцию», то есть отбор годных для работы, а следовательно, имеющих право еще немного пожить, чтобы отдать свои силы новым рабовладельцам, и негодных, то есть подлежащих немедленному уничтожению.
Гнали этих людей в центральные области Германии, чтобы использовать как бесплатные рабочие руки, но одно за другим гибли предприятия — потребители рабочей силы, и чтобы избавиться от сотен и тысяч оказавшихся лишними людей, их загоняли в ближайший лагерь уничтожения.
До предела переполнены и уже не могут вмещать новые пополнения бараки Бухенвальда, на территории малого лагеря для новоприбывших разбивается целый городок из громадных полотняных палаток.
В ожидании своей очереди на уничтожение люди ежедневно десятками, сотнями умирают от голода, холода, болезней, и у входов в бараки и палатки по нескольку дней лежат штабеля трупов. Крематорий не успевает перерабатывать свою продукцию, и очень часто можно видеть сына, с обезумевшими глазами откапывающего в груде трупов тело своего отца.