В подполье Бухенвальда

Весна 1945 года. Много солнца, много свежего ветра на вершине горы Эттерсберг, много надежд. Как мартовский снег под лучами весеннего солнца, тает территория под ногами врага. Взяты Бухарест, София, Белград, окружен Будапешт. Все новые и новые дивизии спешно перебрасываются на восток, чтобы сдержать могучий рывок Советской Армии на Берлин.

Не встречая особого сопротивления, с запада наступают американцы. Взяты города Фульда, Эйзенах, и даже неискушенному ясно, что следующая очередь Веймара и Эрфурта.

Обстановка внутри лагеря напряжена. Прекратились работы, поползли слухи о поголовном уничтожении узников концлагерей, расположенных вблизи фронта.

Наиболее ярые садисты из эсэсовской охраны с наглой откровенностью говорят, что напрасно заключенные с таким нетерпением ждут дня поражения Германии, потому что это будет их последний день. Даже те из эсэсовцев, кто, чувствуя неустойчивость своего положения, пытается заигрывать с заключенными, тоже подтверждают угрожающие слухи об обещании Гитлера в случае поражения так «хлопнуть дверью, что весь мир содрогнется от ужаса».

Первого апреля Николай Симаков, в который уже раз, от имени русской секции предложил интернациональному подпольному центру план восстания, и опять этот план отвергается. На этот раз приходится согласиться с доводами возражавших, так как действительно в это время в районе городов Веймара и Эрфурта, то есть в непосредственной близости от Бухенвальда, сконцентрировано большое количество немецких войск. Остается ждать и быть готовым ко всему. Но как тяжело ждать в такой напряженной обстановке!

Чувствуя остроту момента, ребята настороженно подтянуты, сосредоточенны, разговоры немногословны, лаконичны.

— Говорят, 27 артиллерийских батарей вокруг лагеря разместили.

— И танки с огнеметами подтягивают. Мне сам хромой эсэсман сказал. Теперь, говорит, держитесь.

— А за ревиром вчера на вышке дополнительные пулеметы поставили и фауст-патронов понатаскали полно.

— Да, трудновато придется с нашими-то силами.

— Черт с ними, скорее бы только. Так рванем, что и про пулеметы забудут.

— Вышки тяжеловато брать будет. Все же бетонные ведь, да еще трехэтажные. Как туда к ним доберешься?

— А бутылки на что? Сами, как блохи, поскачут, как начнут поджариваться. Здорово наши медики придумали эти бутылки с самовоспламеняющейся смесью.

— О вышках нам беспокоиться нечего, их будут брать специально натренированные люди. У них такие кошки железные изготовлены. Ну, вроде крючья с тремя концами и кольцом для веревки. Вроде якорей.

— Вообще-то, все продумано здорово.

И вот второго апреля подпольному центру стало достоверно известно, что поступил приказ Гиммлера, предписывающий комендантам всех концлагерей принять меры к тому, чтобы ни один заключенный не попал живым в руки советских или союзных войск. Палачи явно боятся свидетелей, на себе испытавших все их злодеяния, и идут на все, чтобы скрыть свои преступления.

Не подозревая, что узникам известно действительное положение, комендант лагеря Пистер 3-го апреля вызывает группу наиболее авторитетных в лагере немецких заключенных и, пытаясь сделать невинное лицо, заявляет:

— Я чувствую тревожность обстановки внутри лагеря, поэтому хочу вам сказать, что это напрасная тревога. Мною получен приказ, чтобы в случае крайней необходимости я передал лагерь в руки союзников целым и невредимым. Я это и хочу сделать, но мне нужна ваша помощь. Учтите, что я имею сведения о том, что внутри лагеря некоторые иностранцы имеют оружие. Они собираются в первую очередь перебить всех немцев, подчеркиваю — всех немцев, то есть и вас, и нас, а уж потом двинуться навстречу американским частям. Может быть, для нашей общей безопасности придется эвакуировать часть наиболее опасных. Со своей стороны я гарантирую вам жизнь, если вы, немцы, поможете мне сохранить в лагере порядок до последнего дня.

Немецкие товарищи обратились прежде всего к нам, русским, и мы первые разоблачили неискренность этого обращения.

— Провокация! — сказал Николай Симаков.

— Ловушка, — сказал чех Квет Иннеман.

— Подлость, — сказал француз Марсель Поль.

И все оказались правы. Буквально через несколько часов, то есть в 6 часов вечера того же дня, через многогорлые репродукторы, расположенные по всем уголкам лагеря, раздалась команда:

— Всем евреям, находящимся в блоках, а также в ревире, немедленно с вещами построиться на аппель-плаце для эвакуации.

Мы знаем, что под словом «эвакуация» подразумевается более короткое слово «смерть». Восемь тысяч жизней. В последние дни существования фашистского террора мы не можем, не имеем права отдать им восемь тысяч душ. И заработала машина отдела Сергея Котова, в помощь ему подключился Николай Кюнг со своими людьми, да и мы — работники военных групп — бросили все силы на спасение еврейских товарищей. От каждого подразделения пришлось выделить специальные группы.

— А ну, назад! Цурюк![39] Тебе русским языком сказано — цурюк! Куда собрались? — шумят наши ребята на перекрестках улиц, возвращая обратно в бараки группы евреев, покорно плетущихся со своим скарбом на аппель-плац.