В погоне за памятью. История борьбы с болезнью Альцгеймера

У меня не выходила из головы фраза, которую обронил Стюарт, когда я был у них в гостях. Он сказал, что когда они были молоды, когда только познакомились и открывали друг друга, он ездил на видавшем виды старом мотоцикле. Я представлял себе юную Кэрол – как она сидела позади мужа, обняв его, готовая к долгой-долгой совместной жизни. Вот и сейчас она крепко держалась за Стюарта, подумалось мне, и не знала, куда они едут, но понимала, что по каким-то важным делам. Когда человек лишается такой значительной доли памяти, смотреть, как его родные по-прежнему любят то, что осталось, – это урок подлинной близости.

– Сильнее всего у нее пострадали речь и умение вести разговор. – Стюарт понизил голос почти до шепота, он так и не привык говорить о Кэрол в третьем лице. – Иногда бывают просветления, когда вдруг понимаешь, что она по-прежнему где-то здесь и никуда не делась… Но ведь когда живешь с человеком так давно, можно больше не разговаривать. Мы познакомились 40 лет назад. И прекрасно знаем друг друга. Многое ясно без слов.

«Ясно без слов» – вот он, лексикон болезни Альцгеймера.

– Кэрол все больше живет настоящим, – продолжал Стюарт. – Да я и сам теперь живу настоящим. Жить настоящим – лучшая тактика при уходе за больным. Если все время беспокоиться о завтрашнем дне, никаких нервов не хватит.

Со времени нашей последней встречи супруги не сдавались, ездили на конференции, участвовали в работе лондонской исследовательской группы (и теперь называют ее «наша семья») – то есть наотрез отказывались, по словам Стюарта, «уходить безропотно во тьму». Стюарт по-прежнему работает университетским капелланом, поэтому устроил так, чтобы каждый день кто-нибудь приходил к ним домой навестить Кэрол и ее девяностолетнюю маму Джойс. Он рассказал мне, что теперь присматривает за Кэрол гораздо внимательнее, оберегает ее, поскольку с каждым днем все острее понимает, как мало ей осталось, так что теперь его жизнь состоит в том, чтобы «выжать из нее последние капли».

Терапия, которую проходит Кэрол, состоит в иммуностимуляции и напоминает лекарства на антителах, о которых мы говорили в шестой главе. Поможет ли лечение? Неизвестно. Особенно на нынешней стадии. К тому же не исключено, что Кэрол получает плацебо (из соображений чистоты эксперимента эту информацию скрывают даже от самих ученых). Но для супругов Дженнингс это уже неважно.

– Главное – мы больше не предоставлены самим себе, – сказал Стюарт. – Когда Кэрол поставили диагноз, она дала мне предельно конкретные указания: «Я хочу как можно дольше участвовать в исследованиях». Так что теперь мы боремся за то, чтобы утянуть болезнь на дно вместе с нами.

Мы вышли из ресторана и двинулись через парк. У Кэрол была запланирована очередная МРТ, а я решил проводить их до больницы. Было тепло и ясно. На деревянных скамейках расселись старички и старушки, на траве устраивали пикники молодые пары. Кэрол шагала с неброской уверенностью – подняв голову и сцепив руки за спиной. Словно вступала в последнюю фазу с необычным спокойствием. Возможно, лечение на самом деле в чем-то и помогает, подумал я. И тут она посмотрела на меня и широко улыбнулась.

Да. Все может быть.

Летом 2016 года Арнольд Леви был дома один, и тут его потревожил дверной звонок – это мы с Дэни в очередной раз терпеливо ждали на пороге. Я хотел встретиться с Арнольдом не для того, чтобы убедиться, что он угасает, мне уже было известно, что дела у него идут не очень хорошо, а для того, чтобы застать последние проблески мыслей и воспоминаний, последние искорки характера и внутренней жизни.

Я сел рядом и спросил, как дела, и Арнольд ответил мне пустым стеклянным взглядом. Много работы в киностудии, сказал он лаконично. Снимают новый фильм, понадобилась помощь, и первым делом обратились к нему. Дэни поглядел на меня и украдкой помотал головой. Разум Арнольда заново проживал сейчас его молодые годы, создавал собственную реальность из обрывков воспоминаний, отбирая и усиливая самые умиротворяющие. Держался Арнольд неестественно холодно и официально, словно живая статуя, застывшая в позе вежливого сдержанного внимания.

Дэни приступил к ежедневной проверке писем и газет, а мы с Арнольдом пошли в кухню, чтобы заварить ему чай. Арнольд спокойно, бесстрастно глядел, как я достаю чашку и ложку.

– Да-да, – негромко подбадривал он меня. – Вот что нам понадобится. Верно?

– Тут пишут, что вам опять пора к доктору, – сказал Дэни Арнольду, когда мы вернулись в гостиную.

– А! – отозвался Арнольд. – Интересно, зачем я ему понадобился.

– Ну, вы же принимаете свои лекарства.

– Принимаю? Как хорошо, что ты мне напомнил… я бы и не сообразил, что делать. Ведь я тебя так давно не видел.

Дэни поднял голову:

– Арнольд, я видел вас два дня назад.

– А… правда? А я об этом знал?

В голосе Арнольда прозвучал испуг. У него был вид человека, поглощенного безнадежной внутренней борьбой, – его мозг нащупывал несуществующие связи.

– Почему же я забыл? – с тоской протянул он. – Как ты думаешь?

– Может быть, покажете Джозефу фотоальбомы? – сменил тему Дэни. – Ему очень понравится, я уверен.