– Вот вам пример, как удивительно устроена память, – сказал Стефанссон, когда мы беседовали в его просторном кабинете в административном здании
Стефанссон – настоящий Геркулес под два метра ростом, с льдисто-голубыми глазами и густой седой шевелюрой. Его отец – писатель и радиожурналист – был огорчен, что сын пошел в науку, а не в литературу. Стефанссон прекрасно помнит тот летний вечер в 1968 году, когда они со школьным приятелем пьянствовали всю ночь под задушевные разговоры о жизни, призвании и выборе дорог, а наутро подали документы в медицинскую школу. Теперь ему 66, кино, куда он ходил в детстве, перестроили в генетическую суперлабораторию, и каждое утро он встает и идет на работу с ощущением, будто «играет в песочнице».
Стефанссон – прекрасный нейробиолог и блестящий генетик, однако он один из немногих, кто подчеркивает, насколько мало мы знаем о памяти.
– У нас нет ни малейших представлений, как мозг генерирует память. Даже рабочего определения памяти и то нет! Вот вы хотите написать книгу о болезни, которая поражает эту функцию, но не можете дать ее определения! Разве так можно?!
И в этом тоже был смысл. Я так увлекся попытками понять, что такое болезнь Альцгеймера, что едва не забыл о главном – о том, что же такое память.
– А как же долговременная потенциация и синаптические сети? – возразил я. – Это же по крайней мере приближение.
– Что тут скажешь? – Стефанссон пожал плечами. – Звучит логично. Но – господи боже мой! – это же магия!
У Стефанссона есть характерная черта – он способен видеть болезнь на уровне популяции. Там, где многим видится жестокое бессмысленное поражение в битве с недугом, Стефанссон усматривает неизбежную трагедию эволюции.
Вот, к примеру, шизофрения. В марте 2015 года
Вероятно, подобная закономерность есть и у болезни Альцгеймера, и ее можно выявить благодаря еще одной особенности исландской мутации: она защищает от потери памяти и когнитивных способностей и при нормальном старении.
– Многие как-то упускают, что мозг – это тоже орган. И он не вечен, как и все остальное. Смотришь на себя в зеркало утром и видишь, как ты меняешься с годами: кожа меняется, волосы меняются, мышцы меняются. Вот и мозг тоже меняется. Портится. Мне кажется, болезнь Альцгеймера – отражение этого факта. Я имею в виду вот что: если болезнь обрывает жизнь, когда ты уже довольно старый, это конструктивная ошибка или, наоборот, гениальное конструктивное решение? Это зависит от точки зрения. Зависит от того, с какой точки зрения смотришь – с позиции отдельного человека или вида
– Если так, то по какому эволюционному счету мы расплачиваемся болезнью Альцгеймера? – спросил я. – Или это неправильный вопрос?
– Очень даже правильный! – ответил Стефанссон. – Мы рождены, чтобы дать потомство и умереть. А какие роли у нас помимо этого, выше моего разумения. Я не понимаю, зачем нам жить так долго. Но есть некоторые данные, которые подтверждают существование «эффекта бабушки».