В погоне за праздником

Терри заезжает на парковку и тормозит почти перед носом у Джона. Тот смотрит на меня, только я не уверена, узнал ли, ведь я сижу в каком-то незнакомом маленьком грузовике. Открываю дверь, выползаю наружу.

– Джон! – Я кидаюсь к мужу, обнимаю его обеими руками, прижимаю к себе. – Господи Иисусе, Джон! – Еще немного – и разревусь прямо тут, в “Молочном вигваме”.

– Элла?

Я цепляюсь за него, словно за остаток жизни.

– Ты мне нужен. Ты должен быть со мной. У нас так мало времени, Джон.

– Не понимаю, о чем ты, Элла.

Я отстраняюсь, чтобы посмотреть ему прямо в глаза.

– Милый, ты меня до чертиков напугал!

Стоящие за мороженым перед “Молочным вигвамом” оглядываются. Я понижаю голос.

Джон лижет рожок и смотрит на меня так, будто ничего особенного и не случилось.

– Я просто решил прогуляться.

– Ах, ты решил прогуляться? – Только бы сдержаться и не заорать при посторонних. – Джон, а как бы ты отсюда вернулся домой? Знаешь, куда надо идти?

Он указывает пальцем на шоссе, по которому мы приехали:

– Обратно тем же путем.

– Дай сюда! – Я вырываю у него мороженое. Пробую. Сладкое, холодное, изумительно вкусное. У меня брызжут слезы. Я сажусь на скамейку, рыдаю и не могу остановиться.

Джон обнимает меня за плечи, притягивает к себе:

– О чем ты плачешь?

– Ни о чем, – шмыгаю я.

Терри вылезает из грузовика и подходит к нам.

– Кто это? – настороженно спрашивает Джон.

Я заставляю себя успокоиться. Возвращаю Джону его рожок. Хлюпаю носом, вытаскиваю из рукава бумажный платок, сморкаюсь.

– Терри. Этот молодой человек помог мне тебя найти.

– Хм… – мычит Джон, оглядывая Терри с ног до головы, словно беглого преступника. Может, так оно и есть, но я что-то сомневаюсь. Я снова сморкаюсь.

– Терри, – говорю я, и голос мой дрожит, – давай куплю тебе мороженое?

Он застенчиво кивает.

Вытаскиваю из кошелька двадцатку и прошу:

– И мне тоже захвати, хорошо?

Он улыбается мне – печальная улыбка, чересчур печальная для такого юноши. Я пристраиваюсь рядом с Джоном, обхватываю его рукой за талию.

Несколько минут спустя Терри возвращается с двумя шоколадно-ванильными рожками и пригоршней сдачи. Я беру свою порцию, а свободной рукой сжимаю пальцы Терри над кучкой купюр и монет.

Перчатку он снял, и я наконец-то читаю татуировку на правой руке – НАХ. И догадываюсь, что означало ПШЕЛ на левой.

Я вполне понимаю, что он хочет сказать миру.

В ту ночь мы легли рано – без коктейля, без слайд-шоу и без телевизора. Я сделала нам сырные гренки на гриле и томатный суп, а потом – каждому по таблетке валиума. Я их терпеть не могу, но должна быть уверена, что Джон уснет. Сама я продержалась на ногах, пока не услышала, как он храпит. Тогда закрыла дверь и заперла изнутри. Легла рядом с Джоном: так ему труднее будет выбраться, не разбудив меня. Больше рисковать не стану.

И наконец позволила себе расслабиться.

Внезапно усталость куда-то пропала. Я думаю о детях. Сегодня я собиралась позвонить Синди, а в суматохе забыла. Я думаю о работе Синди у Мейджера в “Трифти Акрс”, как тяжело она трудится, эти большие магазины всегда нечестно поступают с сотрудниками – сплошные сверхурочные без оплаты. Я думаю о том, как Синди устает, каждый день поднимается в четыре утра. Потом я думаю о прежней своей работе, на которую устроилась после свадьбы. Всего лишь продавщицей в “Уинклменс”, но мне нравилось день напролет общаться с людьми, да и деньги нам были нужны. После рождения Синди я уволилась – собиралась вернуться когда-нибудь, но так и не вернулась. Джон не то чтоб решительно был против иметь работающую жену, однако само собой подразумевалось, что я буду сидеть дома и растить детей и что мне это по душе.

С годами я еще подумывала время от времени о возвращении на работу, но в доме всегда хватало дел. Помню, однажды я собралась всерьез. Кевин тогда встал на ножки и затерроризировал весь дом, он тащил в рот все, что попадалось на глаза, жуков, моющие средства, растения, таблетки, все подряд. Меня в токсикологическом отделении знали в лицо и по имени. Этот малыш к середине дня вышибал из меня дух – а только я его угомоню, как явится из школы Синди и снова его заведет какими-нибудь играми. В ту пору я бы обрела спасение в работе.

Вообще-то я не собиралась зарывать талант в пеленки. Правда, я не знала, есть ли у меня какие-то иные таланты, кроме готовности быть женой и матерью. Да, мне нравилось раскладывать товар в магазине, а изредка мне даже поручали украсить витрину. К этому у меня всегда была склонность – подобрать цвета, ткани, фактуру, одно к одному. В магазине мной были довольны. Мистер Билити, управляющий, тощий человечек с усами и небольшим количеством перхоти на плечах, вечно мне твердил, какая я молодец. Помню, как он расстроился, узнав о моей беременности. Улыбнулся, поздравил, но с той минуты стал меня игнорировать, а вскоре я словно перестала для него существовать. Он знал, что я уйду насовсем. Он же работал в женском магазине.