Читаем В погоне за праздником полностью

Я-то ближе, чем хотела бы, знакома с последствиями облучения – бесплодием, которое оно вызывает, и пользой, которое оно якобы должно принести, в то время как оно тебя уничтожает. Слишком много друзей и близких иссыхали и умирали – не от болезни, а от этого “лекарства”, которым лечили их болезнь. Вот почему я сказала доктору Том и всем прочим, что на мне они этот метод испытывать не будут. Дети были обеими руками за агрессивный курс, но я им объявила: никакого облучения, никакой химии, вообще ничего. Доктора вроде бы даже обрадовались. Им не очень-то нравится применять все эти штуки к старикам. Разумеется, отпустить вас наслаждаться остатком жизни – тоже никак. Они потребуют, чтобы вы отправились гнить в какой-нибудь больнице, пока они проделывают анализы и процедуры и всеми немыслимыми способами стараются удержать вас в живых и в дискомфорте как можно дольше, а когда убедятся, что сделали все возможное, пошлют вас домой умирать. Кажется, они считают дом самым подходящим для этого местом. Наверное, так оно и есть – для большинства людей.

Пора нам слегка отвлечься, решаю я.

– Джон, давай немножко прокатимся по Альбукерке, посмотрим, что тут есть. Что скажешь?

– Я не против.

Мы сворачиваем на развязку в старую часть города, там глазеем на архитектуру пуэбло, старые кинотеатры “Ки Мо” и “Эль Рей”, безумные муралы, нарисованные кем-то, наглотавшимся таблеток от дискомфорта. О, и – можете поверить? – очередная “Столовая на шоссе 66”. Хе-хе. Может, там и постеры с Мэрилин Монро и Джеймсом Дином висят.

Мы карабкаемся на Найн-Майл, в зеркале заднего вида постепенно отступает Альбукерке. Проезжаем по старому городскому мосту через Рио-Гранде. Вода внизу темная, грязная. Дальше на дороге белый дощатый домик с голубенькой крышей. Сбоку от дома крупными буквами объявление:

ЦЕРКОВЬ ДАЛЬНОБОЕВ

ОН ВОСКРЕС АЛЛЕЛУЙЯ

БИНГО (БЕЗ КУРЕНИЯ)

ВТОР 6:30

Полезная информация, усмехаюсь я.

Мы находим удобный кемпинг под городом Грантсом. Я счастлива обустроиться на ночь, счастлива, что наша часть кемпинга пустынна. С меня вполне хватит на сегодня людей.

Джон вдруг оживляется, устанавливает тент, вытаскивает раскладной стол, чтобы я готовила на свежем воздухе. Настоящий кемпинг – я начинаю расслабляться. Хороший вечер, приятная прохлада.

Затем Джон плюхается в один из наших старых алюминиевых шезлонгов с протертой бело-зеленой обивкой (мы купили их одновременно с трейлером тридцать лет назад, так что я все жду, когда же он прорвет ткань и провалится насквозь). Он снова читает тот роман Луиса Ламура, хотя ни разу, сколько я ни смотрю, не перелистнул страницу. Не удивлюсь, если порой он держит книгу вверх ногами.

Я ставлю на раскладной стол электрическую сковородку и принимаюсь жарить колбасу. Лично мне ее вовсе не хочется, и я к ней, можете поверить на слово, не притронусь, но я перебрала содержимое маленького холодильника и заметила, что колбаса начинает портиться. Не хотелось бы зря переводить добро, так что пойдет на ужин.

Надрезаю края каждого кружка, чтобы они не слишком загибались при жарке, но, шмякнув колбасу на сковородку, перестаю следить за ней, как следовало бы, и кружочки успевают обгореть с одной стороны, прежде чем я спохватываюсь и переворачиваю. Я выкладываю их на бумажное полотенце, чтобы стек жир, затем сую колбасу между ломтями зачерствевшего хлеба, добавляю чуточку горчицы и подаю на стол вместе со старым пакетом чипсов и вялыми огурчиками. Что могу сказать об этой трапезе – все несвежее пошло в дело. Элла молодец.

Но Джон в восторге. За пару минут сжевал свой сэндвич, а следом и половину моего. Я смешиваю себе “Манхэттен”, пристраиваюсь рядом с Джоном, и мы молча любуемся заходящим солнцем.

Темнеет, и в кемпинге настает такая тишина, что я не знаю, куда себя девать. Джон так и уснул за столом рядом со мной.

– Джон, проснись! – тереблю я мужа. – Ночью потом не уснешь.

Он приподнимает голову, глядит сердито:

– Чего?

– Давай слайды посмотрим.

– Поздно уже. – И снова погружается в дрему.

Я толкаю его в плечо:

– Ну же. Начало девятого всего лишь. Если мы сейчас ляжем, в три часа ночи проснемся. Неси проектор.

– Я не знаю, где он.

– Я тебе покажу. Поставь его на стол, и я достану мороженое.

– Отлично. – Он поднимается на ноги.

Еда – это всегда срабатывает.

Сегодня на борту трейлера высвечиваются портреты наших детей – детей, по которым я так скучаю, начала скучать много лет назад, когда они покинули дом. Вроде бы специально так не задумывалось, но получился отдельный поднос со слайдами из подборок разных лет, все вперемешку, и только дети. Мы видим, как за десять примерно минут наши дети достигают зрелости, хотя и не в хронологическом порядке. Что-то вроде “Лучших моментов семьи Робина”.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее